Лонгрид: жить на 1300 рублей

Этим летом журналист The Ekb Room рассказал о своем путешествии из Екатеринбурга в Санкт-Петербург через Казань и Москву. Особенностью поездки было почти полное отсутствие средств: у ребят было 1300 рублей на трех человек. Прохладным осенним вечером TER свел всю серию материал «Жить на 1300» в один текст - устраиваемся поудобнее и наслаждаемся.

Ситуация сложилась следующая: купив билеты за полгода до концерта любимой группы, я не мог даже предположить, что к моменту, когда придется выезжать в Санкт-Петербург, не смогу решить проблему с дорогой и жильем.

Ко дню «х» у меня не оказалось ни связей, ни денег, ни возможности это исправить. Но и отказываться от концерта, естественно, не было никакого желания.

Выручало то, что в подобном положении я оказался не один, а с двумя близкими друзьями. Объединяло нас одно: мы оказались в полной заднице.

О том, как редакция TER ночевала в парках, на берегу Финского залива, цыганской квартире, заброшенных домах и музеях – читайте в серии материалов «Жить на 1300 рублей».

Предварительные ласки

Начинаем с того, что решаем изучить различные тематические подборки, форумы, паблики. Авиабилеты отпадают первыми, российский лоукостер держит ценник не ниже 6 тысяч за билет в одну сторону. Для нас это роскошь. Плацкарты РЖД раскуплены, а купе стоит даже дороже места в железной птице.

С горечью выгребаю мизерную заначку. До следующей зарплаты еще месяц. Занимать не хочется. Продолжаем искать варианты.

- Ого, - восклицаю я, кликая на очередную страницу сайта РЖД, - сидячий вагон до Казани всего 600р стоит… - Интересно, а от Казани до Москвы так можно уехать? - Да, я уже проверяю… - Да! 600!

Поезд Москва – Санкт-Петербург предлагает нам «общий» вагон. По опыту знаем: главное – занять верхние полки.

общий вагон – это такое место, где плацкарт превращается в «сидячий» вагон. Самые успешные занимают верхние полки и спят всю дорогу, остальные сидят по 3 человека на месте.

Считаем деньги: Екатеринбург – Казань = 600. Казань – Москва = 600. Москва – Санкт-Петербург = 700.

1900 рублей против 6000 рублей за билет в одну сторону. Отличная экономия, от которой мы не можем отказываться.

Быстро скупаем билеты. О том, что делать с возвращением домой, еще не думаем.

- Так, а обратно? – говорю я. - Бл*! Ну да, давай искать.

С этого этапа начинаются первые проблемы. Билеты обратно стоят под 4,5 тысячи из Санкт-Петербурга и под 3,5 из Москвы. Есть только один вариант: задержаться после концерта на неделю и уехать такими же путями, как и приехали.

Итоговая стоимость выходит даже дешевле: 600р до Москвы, 600р до Казани, 600р до Екатеринбурга. Остается придумать только одно, как продержаться целую неделю в Питере, пережив при этом Москву и Казань. Решаем, что не будем составлять даже предварительного плана. Только импровизация и отвага. Да и времени продумать спасающий нас план нет. Следующим днем мы должны сесть в первый поезд.

Купив обратные билеты, мы собираемся и выворачиваем карманы для того, чтобы примерно прикинуть бюджет на 12 дней.

Я: 700р; Анатолий: 500р; Вячеслав: 100 рублей мелочью.

Картина вырисовывается следующая: 1300 рублей на 13 дней. Значит 100 рублей в день на троих. 33,3 рубля на каждого. Булка хлеба, 0,5 воды, жизнь на улице. Отлично.

Поезд

Первая ночь прошла неспокойно. Обтянутые потрескавшейся кожей деревянные сидения – это чертов четырнадцатичасовой ад. Всю спину ломит так, словно мы попали в Античные времена, где нас приговорили к колесованию.

Погрузиться в сон мне удается лишь за два часа до прибытия к конечной станции. Славе и вовсе не удается уснуть, но, кажется, его это и не волнует. Отличается Анатолий, который удобно располагается в углу и крепко засыпает, уткнувшись носом в дрожащее окно.

Но есть и плюсы. Удачно захваченный швейцарский нож оказывается способным открывать закрываемые на ключ тамбуры. При запрете на курение в вагонах – нам это очень помогает.

Славе не хватает места рядом с нами, и он оказывается где-то далеко, так что я даже не понимаю, что с ним происходит и вижу его лишь тогда, когда он подпрыгивает ко мне с приглашением выйти в тамбур. Каждые десять минут от часа мы проводим там, остальное время пытаемся уснуть.

Тамбуры так и манят нас остаться там, потому что сидеть на полу с сигаретой оказывается гораздо удобнее, чем терпеть боль на инквизиционных сидениях от РЖД.

Город

Казань встречает лучами солнца и теплым ветром. Жаркий. Очень жаркий казан. До следующего поезда у нас есть около восьми часов, что позволяет нам основательно прогуляться.

О еде можно не беспокоиться. На первые несколько дней мы набрали её из дома, расфасовав по многочисленным контейнерам. Единственный минус заключается в том, что даже при всем желании мы не можем растянуть это удовольствие, иначе рискуем лишиться её по причине испорченности.

- Че у тебя там? - спрашивает Анатолий. - Ну, я картошку запек, её надо подъедать… - А! Ваще ништяк! Ща с колбасками заточим! Пива бы холодного взять! - Ну… - встревает довольный Слава, - так-то мы можем, че, по сотке ведь можно в день тратить – как раз на бутылку. - А, да нормально – поддерживаю я его, - погнали.

Оглядываем основные достопримечательности и идем осматривать город. Он оказывается на удивление приятным. Я часто слышал о привлекательности Казани, но не верил словам. Разнообразие городских жителей поражает. Давно не замечал такого обилия чужого языка на территории родной страны. Мусульманский колорит радует глаз своей красотой.

- Нравится? – окликает меня какой-то мужчина. На вид ему около пятидесяти лет, он невысокого роста, но с гладким, словно подтянутым лицом, единственные морщины – те, которые образуются от улыбки под глазами. Рядом с ним две женщины, они выглядят непримечательно и стоят где-то в стороне. - Да, - отвечаю я, - очень красивая архитектура! - Знаю! Я живу вот в этом доме со своими женами! – он мотает головой в сторону женщин, которые скромно молчат и опускают свои глаза в пол. Их лица бледны и напоминают гравюры на медной поверхности. - Женами? – рефлекторно переспрашиваю я - Ага! – они у меня красавицы, ага?

Я молча улыбаюсь и собираюсь с мыслями для того, чтобы задать вопрос. Но он уже уходит, кричать ему в спину мне неудобно.

- Фига! Внатуре две жены у мужика? – подпрыгивает Слава, делая странный жест руками. - Ну, он их так зовет, может быть и больше их, кто его знает. - Жесть, странно так, - продолжает Слава. - Ага, - отвечаю я, и мы продолжаем движение.

Выходим на что-то вроде Московского Арбата. Длинная и красивая улица с завораживающими зданиями.

Перед нами две девушки – Одна стоит немного впереди второй. Видно, что она волнуется.

Её дыхание затруднено, но она пытается с нами заговорить. Из-за сдавленного и дрожащего голоса мы ничего не разбираем. Я подхожу ближе, делая руками жест «повтори». Она колеблется, пытается овладеть собой, вдруг оборачивается и вопросительно смотрит на подругу. Та робко кивает.

- Привет, - выдает она высоким голосом. Её лицо невероятно бледного цвета вытягивается в нечто вроде треугольника. Она низкого роста, что заставляет её смотреть на нас снизу вверх. Редкая челка, застилающая глаза волосами цвета песка, развивается на ветру, мешая ей сконцентрироваться на своей цели – нас, - я участвую в программе, где мы учимся знакомиться, можно взять ваш номер? - Так вас же только знакомиться учат… - Да-да! Но у нас задание, взять как можно больше номеров и сфотографироваться. Взять номер – это самое сложное… - она перебирает в руках лист с несколькими номерами. - То есть, ты потом сможешь мне позвонить? - Нет! Звонить я не буду, просто… - выговаривает она через несколько минут безмолвного разглядыванья, - просто мы так учимся не стесняться… - Сфотографироваться и оставить номер… Давай я сделаю это за бутылку воды? - Давай, спасибо!

К ней приближается подруга.

Она куда более приятной наружности, но уровень стеснения куда выше, чем у её спутницы. У неё белокурые волосы и зеленые кроткие глаза. Тоненькими пальчиками она сжимает лист, идентичный тому, который держит низкая девушка.

- И мне, если можно, - еще щеки багровеют так, словно им отвесили несколько хлестких пощечин. - За два бургера, - резко произносит Анатолий! - Три! - Докрикивает Слава, - я вам еще и телефон друга оставлю, ему вообще хоть когда звоните. Правда он дебил е****й, - шепчет Слава уже мне на ухо.

Я подмигиваю ей, стараясь сделать это так, словно мы шутим. В ней есть что-то трепетное и ранимое, отталкивающее от неё все оскорбления и пусть даже невинные, но шутки. Но она соглашается.

Через несколько минут в наши руки попадают три лонг чикена и большая бутылка воды. Убираем всё это для того, чтобы насытиться в Москве. Сами отправляемся есть то, что взяли с собой из дома. Садимся в каком-то летнем кафе, достаем домашнюю еду и приступаем к трапезе.

Какая-то компания мелких ребят толпится у аппарата с газировкой. Они то подходят ближе, то отбегают обратно, смеясь при этом и ругаясь.

Мы подходим к месту, вокруг которого они крутятся. Это аппарат советского типа. Их проблема видна сразу. В автомате стоит стакан с леденящей жидкостью. Его недосягаемость объясняется скоплением разъярённых ос, которые готовы ужалить любого, кто постарается добраться до газировки. Сладкий нектар приманил опасных насекомых, защищающих свою добычу.

Слава делает резкий выпад рукой и хватает стакан. Одна из ос кусает его за руку, от чего он немного кривится, но победоносно достает свою награду.

- Бесплатно! – выкрикивает он, шумно потягивая пенистую газировку. - Зато рука ща распухнет, - Анатолий заливается смехом. - По**й! Сколько эти лопухи отвесили за стакан? 25 рублей? А я? Один пчелиный укус – вот сколько!

Заходим на вокзал

Погруженные в мысли о том, как бы поскорее скрыться от жары, мы спрыгиваем на рельсы, надеясь сократить маргрут. Краем глаза я замечаю отряд полиции, который, кажется, настолько обленился под жарящим солнцем, что лишь лениво грозит взглядом. Мы извиняемся отрывистыми жестами и всем видом показываем, что очень спешим.

Стараюсь поскорее скрыться за стоящими составами, для этого нужно пробежать через мост, где дряхлый старик что-то жадно ест из шуршащего кулька. Нравится, что там тенисто, поэтому я ускоряю шаг, смешивая свою тень с вокзальной пылью. Прошлая ночь опускается на меня тяжелой мантией, укутывающей нотками сна.

Захожу в поезд и моментально засыпаю. День выдался хорошим. Можно сказать, что мы заработали около 350 рублей, потратив при этом всего 90 своих.

О том, как ребята сытые и живые приехали в Москву, встретив местных наркоманов, читайте далее

Оказавшись в Москве, сразу же прячемся в метро. С передвижением проблем не возникает - мы ловко прижимаемся к проходящим сквозь турникеты людям и пробираемся в наглухо забитое толпой подземелье.

Несмотря на то, что минувшей ночью нам все-таки удалось поспать, усталость от сидячего положения преследует и после схождения на перрон. Мы решаем найти место, где получится вытянуться в горизонтальном положении хотя бы на час.

Какой опрометчивостью становится то, что я решаю сделать. Устав от дороги, меняю черные джинсы на легкие телесные шорты, а серую кофту на легкую рубашку, которую закатываю по локти. Съедаю лонгчикен, который достался мне еще в Казани и располагаюсь на удивительно мягкой зеленой траве, подкладывая кофту под голову, и засыпаю крепким сном.

Как же это сладко, утреннее солнце греет лишь слегка, ласково погружая в самые тернии сна.

Просыпаюсь от нестерпимой жары спустя несколько часов. Я понимаю, что за весь процесс сна так ни разу и не перевернулся, подставив уже полуденным лучам света свою переднюю часть тела. Ноги отливают фиолетовыми цветами, напоминая огромные синяки. Все тело ломит от невероятного жара.

Я быстро переодеваюсь в джинсы. Мои конечности горят так, словно их окатили кипятком. Следующие два дня обещают быть сложными.

Перекатываюсь к телефону. На нем одно непрочитанное сообщение: «Вы в Москве? Приезжайте…». Полнейшая неожиданность для нас всех.

- Куда ехать? – спрашивает Анатолий - В Лобню! - Куда, бл*ть? - В Лобню… это типа… город такой?  - говорит Слава - Хрен его знает, но лучше нам поехать, - отвечаю я, намекая на свое обожженное тело.

Находим расписание электричек, они ходят довольно часто. Действительно, одна из станций, кажется крайняя, называется Лобня. Остается одна проблема. У нас не хватает денег на билет. Мои ноги кричат о том, чтобы их скорее убрали с улицы и из под палящего солнца, поэтому решаем добраться до станции любыми способами.

- Да хрен с ним, давайте как-нибудь выкрутимся, все-таки предлагают в квартире переночевать! - Ну, я знаю станцию без турникетов, там и залезем, а потом… потом пойдем на электричку… будем от контроля съ***вать, че делать то, - произносит Анатолий.

В Москве он был на несколько раз больше нашего, поэтому ему доверяем без промедлений.

К нашему удивлению, до Лобни мы добираемся без проблем. Поэтому успешную экономию денежных средств отмечаем покупкой каждому по бутылке пива. Я прислоняю холодное стекло то к правой, то к левой штанине, позволяя нестерпимой боли уняться на доли секунды.

Сходим со станции и остаемся ждать Настю – девушку, которая согласилась нас приютить.

Вокруг нас – постсоветское пространство раннего периода. Бабушки раскидывают свои портянки на деревянных лотках. Толстые женщины в фартуках выливают отходы из маленьких магазинчиков прямо на улицу. Какие-то цыгане щемят нерусского за то, что он кинул их с телефоном. Рядом ходит отряд полиции из двух человек. Они очень старательно игнорируют ту сторону улицы, где проходят разборки.

Мы стараемся скрыться с этой площади и отходим ближе к платформе.

К нам приближаются два человека. Один из них крепкий и большой, он стоит где-то сзади, на переднем плане красуется худощавый мужчина с впавшими, синевато-красными глазами.

Они еще не подходят к нам, а стоят и что-то шепчут друг другу, не скрывая своего взгляда и почти в упор осматривая нас. Я понимаю, что мы уже встраиваемся в какой-то их план.

- Э… - начинает худощавый, - че, пацаны, че тут стоите? - Подругу ждем - Подругу? Нифига, - он начинает высоковато хихикать, - а че, дайте пива попить, а то что-то в горле пересохло. Эй, - обращается он к Славе, - дай мне пива! - Давай я тебе за две сигареты оставлю, - это фраза рассмешила того крепкого, что оказался сзади. Его смех приковал к нему всё мое внимание. Он выглядит как простой старый урод. Хотя его дружок, словно молью поеденный, выглядит уродом вдвойне. - Да, дай ему пива! – выдавливает он. Смотрится он более менее прилично, хотя умом, кажется, находится на ступень ниже своего товарища, так как только и делает, что повторяет за ним его последние слова в каждой фразе. Этакое живое эхо. На нем приличная и чистая одежда, аккуратно выглаженная, в отличие от худощавого, который словно специально оделся во все самое грязное и драное.

Теплый ветер гонит по перрону разбросанный везде мусор, пустые бутылки из под пива и шуршащие пакеты. Худощавый отходит от Славы и подходит ко мне.

Давай сюда бутылку!

Грубый ободранный ветер ненависти и невезения дует мне прямо в лицо. Я стараюсь не отводить взгляда. Его рука опускается в карман и что-то там сжимает. Я не могу видеть, то, что находится внутри, но вот Анатолий может, а поэтому кивает мне головой, чтобы я перестал упрямиться. Я отдаю ему бутылку. Худощавый уже не говорит, а словно рычит, обнажая свои черные гнилые зубы. Внезапно, по его телу словно проносится разряд тока, рука, что несколько секунд назад находилась в кармане, вырывается. Я готовлюсь к удару и делаю резкий шаг назад.

- Че, пацаны, торчите на чем-нибудь? – резко спрашивает он, - да ты че, - обращается он уже ко мне, - ты это, не нервничай так, всё нормально! - Ну, мы… - начинает Слава - А! Да – да! Я… Я сразу вижу, что вы свои в этом плане!

Кажется, выглядим мы действительно как эталонные наркоманы: мешковытые кофты с капюшонами, бледные лица, огромные синяки и усталые глаза.

- Пацаны, я вам честно скажу, я тоже торчу, я всю жизнь торчу…

Картина складывается окончательно. Худощавый иссох, так и не вкусив жизнь. Он похож на обглоданный кусок мяса, который бросили гнить на полку в кладовой.

- Да… - к чему-то вставляет крупный.

- Я это к чему? надо п***ить тех, кто торчит на спайсе. Я своих друзей пи**у!

- Да! – опять кричит крупный.

- И вы пи***те таких, пацаны! – он делает глоток из моей бутылки пива и возвращает мне её обратно.

Я ем ещё несколько грубых оскорблений для тех, кто употребляет спайс. Ощущение, словно его гневная речь длится целую вечность. Но я особо по этому поводу не переживаю. Кажется, опасность нас миновала. Такой удолбыш, как тот, который стоит прямо перед нами, не представляет серьезной угрозы. К тому же он вроде расслабился. Другое дело его друг. Который, наверное, только поэтому с ним и ошивается, чтобы использовать свои огромные кулаки в напряженных ситуациях.

- Да… спайс это жесть, - говорю я, опустив бутылку вниз. - А ты че, стремаешься после меня пить?

Я молчу, чем медленно провоцирую его гнев. Он опять оголяет свои черные зубы, начиная отстукивать какой-то агрессивный марш.

Нас спасает появившаяся на перроне Настя. Она окликает нас, позволяя нам быстро попрощаться с двумя людьми.

- Че у него в кармане было? - Да там перцовка, которую он уже вытащить хотел…

Настя приводит нас к себе домой. Еще один день спасен. Мы сытые и довольные, ночь проводим в тепле. Я лечу свою обожженную кожу разными кремами и мазями. Кажется, нам повезло.

Большую часть времени провожу на балконе, там моё тело не чувствует жара. День подходит к концу, и с ним все тревоги. Можно быть уверенными, что сегодня больше ничего не произойдет, нас уже не постигнут никакие потрясения. Но вместе с тем нам не приходится сомневаться в том, что завтра, с огромной долей вероятности, все начнется с самого начала. Ощущение безопасности сегодня и неизбежности приключений завтра приносит двойное удовольствие, которое, смешиваясь с табачным дымом, перетекает в наиболее счастливое в жизни состояние.

На следующий день я просыпаюсь только к вечеру, кажется, все остальные уже очнулись. Дверь в комнату, в которой я спал, открыта. Маленький сквозняк раздувает оконные занавески, которые касаются моих ног, вызывая неприятный зуд, заставляющий подняться.

До поезда остается не так много, а значит, нужно собирать вещи.

Настя провожает нас до сокрытой в ночи станции. Мы заходим в пустую  электричку и садимся на разрисованные маркерами сидения. Между собой договариваемся выпрыгнуть на станции, где нет турникетов, что позволит нам проехать бесплатно. Но происходит странное, несмотря на проведенную в квартире ночь, мы все равно засыпаем, причем разом.

Просыпаемся от того, что нас будит отряд полиции. Кроме нас в вагоне нет никого.

- Молодые люди, выходим на перрон, готовим документы.

Мы послушно выполняем все приказы правоохранительных органов.

- Ну, всё хорошо, касса закрывается через несколько минут, идите быстрее билет оплачивайте.

Мы идем как можно медленнее, закрытие кассы нам на руку.

- Вы почему медлите. Денег что ли нет? – спрашивает один из полицейских. - Да… мы просто не здесь должны были выйти, но что-то уснули, и теперь нам не хватит.

Полицейские переглядываются.

- Ладно, - говорит один из них. Его рука качается в правую сторону и устало падает на кобуру.  Его взгляд обращен к бетонному забору с маленькой щелью, - спрыгните там, поверните направо и там выйдите, быстрее только! - Не-не! Стой, пусть платят, - вмешивается второй, - мы их так отпускать что ли будем? – кажется, для него мы выглядим просто как вредители и безродные проходимцы, - Пусть идут через кассу! - Да они и не работает уже, пусть уже уйдут. Быстро, вот туда! – кричит он нам.

Мы без промедления ныряем на темные рельсы и бежим в сторону неофициального выхода.

О продолжении путешествия в Санкт-Петербурге с ночевкой на берегу Финского залива читайте далее

Я просыпаюсь от смеха с нижней полки. Сквозь завесу сна начинаю различать диалог двух людей.

- Где билет? – спрашивает подошедший мужчина, я не сразу понимаю, что это контролер. - Ашы гез е бызы – отвечает старичок нерусской наружности, сидящий за столиком плацкартного вагона. Он что-то бубнит и убедительно кивает. - Билет где? - Мен билетин бар… - произносит он, задумчиво опираясь подбородком в собственную  грудь и прижимая к ней жиденькую бородку.

Проводник резким движением хватает билет другого пассажира и стучит по нему двумя пальцами.

- Мен да корсотту! – опять отвечает старичок на неизвестном мне языке. - А! Ну так бы сразу и сказал! – со смехом и обидой произносит проводник и поворачивается в мою сторону, - молодой человек, подушками без наволочек нельзя пользоваться, одеялами тоже, уберите это, пожалуйста.

Подушку я убираю, а вот одеяло решаю оставить, в вагоне весьма прохладно.

В Петербург мы прибываем на четвертый день нашего путешествия. Погода стоит теплая, что позволяет переодеться в шорты, подставляя солнцу свои обожженные ноги. Cвязываюсь со своей одногруппницей, у которой в Петербурге живет подруга. Она в общаге и не может выручить с жильем, но кое с чем помочь может: зарядить телефоны и забрать часть вещей.

Общага расположена на набережной Фонтанки.

Там мы и встречаемся. После короткого разговора узнаем, что помимо возможности зарядить телефоны, мы можем проникнуть в общагу с черного входа и попасть в душевые. Так как днём здание почти пустует, они свободны.

Мы не отказываемся. Отдаем всю электронику и заходим с заднего входа. Система действительно странная. Охранник обращен только к одному выходу, что позволяет не только воспользоваться душем, но и при желании попасть в комнаты студентов.

Помывшись, свежие отправляемся в город. Гуляем по узеньким улочкам до тех пор, пока не начинает смеркаться. Около восьми часов вечера решаем отправиться к Старой Деревне.

Приютившая нас дама снарядила в дорогу булкой хлеба и куском колбасы.

Сама она веганка, поэтому колбасу стащила у подруги. Как та отреагировала на подобную наглость – решаем не выяснять. С собой берем две бутылки портвейна, который должен согреть в холодную ночь.

С метро возникают маленькие проблемы. Мы с Анатолием спокойно проходим тем же способом, что и в Москве, Слава же не успевает и шумно врезается в закрывающиеся турникеты, чем приковывает к себе внимание работников метрополитена.

- Да я карточкужетон закинул, а он меня не пустил… - нервно перебирает Слава все возможные варианты оплаты. - Молодой человек, оплатите билет! – настаивает подошедшая сотрудница станции. - Так я кинул жетон! Там просто мужчина прошел и видимо как-то его использовал… - внешность Славы позволяет ему быть лгуном. Светлые волосы и добродушные глаза не выдают в нём безнадежного халявщика с условным сроком за спиной. - Ладно, - женщина видимо не хочет устраивать разборок, а потому просто пропускает Славу через свой вход.

Первый Питерский закат мы решаем встретить в Кронштадте.

Провести ночь под шквалами балтийского ветра становится чем-то вроде романтического вызова самим себе. Даже оказавшись в Санкт-Петербурге, своим приютом мы выбираем отдаленное от цивилизации место.

Доезжаем до станции метро «Старая деревня» и отправляемся ждать уже знакомый 101-й автобус. К нашему удивлению, на улице прилично холодает, что заставляет нас усомниться в правильности нашей идеи.

Остановка напоминает оставшуюся в Москве Лобню. Слева от нас ссыт бомж, справа распивают горячительные, шумно заедая непонятной едой. Мы оказываемся где-то посередине, стараясь отогнать все мысли о возможных проблемах.

По приезде сразу понимаем: мы опять вляпались в дерьмо.

Тело содрогается от холода. Вся одежда уже на наших телах, и рассчитывать на дополнительное тепло не приходится.  В портфелях дожидаются своего часа остатки дешевой колбасы, две бутылки портвейна и буханка несвежего хлеба.

Перед нами самый серьезный вызов. Я начинаю придумывать поводы вернуться в город, понимая, что еще не готов пережить подобную ночь. Обращаюсь к ребятам: "На последнем автобусе еще можно уехать, посидим в забегаловке, по бургеру купим". Говорю как бы с сарказмом, в шутку, однако надеясь на поддержку. В ответ непонятное бурчание.

Заходим во двор в надежде спрятаться от ветра.

Встаем в круг и приступаем к обсуждению. Я сворачиваю, чтобы найти туалет. Вокруг меня постапокалиптические дома с выбитыми окнами, похожими на глазницы. На их местах – железные заплаты, при каждом порыве ветра громыхающие своими железными голосами. С любопытством, к которому по нарастающей примешивается страх, я разглядываю этот разбитый мир. Под аркой в стене ближайшего дома стоит несколько фигур в темных одеждах, они что-то бурно обсуждают. Через несколько секунд я ловлю на себе их взоры. Голоса начинают приближаться.

Я возвращаюсь обратно. Слава с Анатолием о чем-то активно спорят, вдруг последний резко выдает: «Да мне п***й, я пошел к берегу».

Смеюсь и иду за ним. Какое-то резкое озарение, от которого становится теплее. Понимаю, что получится хорошая история. Надеваю шапку, капюшон, застегиваюсь по горло и иду следом, через просторные темные дворы.

Освещаемые редкими фонарями и светом квартирных огней, мы плетемся по пустым улицам.

Пытаемся распределить время и обязанности до прихода на место. Действовать действительно нужно быстро, не оставляя ветру шансов нас сломить.

- У нас нет бумаги... - выдаю я неожиданно для себя, - как мы разведем костер? - Давайте зайдем в магазин и на****им листовок, - предлагает Слава.

Пытаемся сообразить, есть ли здесь круглосуточные магазины. Находим один через дорогу и идем к нему. Магазин закрыт, а вот свет выключать не стали. Чувствуем себя туповатыми мотыльками, клюнувшими на светящуюся ловушку.

- Ну че делать-то, в мусорке бумагу искать? - с этой фразой Анатолий демонстративно подходит к мусорке и замирает.

Спустя пару секунд я вижу, как его рука стремительно врывается вовнутрь и что-то выхватывает. Этим «чем-то» оказывается толстенная книга с огромным количеством страниц. Что-то про магию. Вместе с ней лежат книги поменьше, гадания и прочая потусторонняя блевотина. Пускаемся в победный пляс, одна проблема как-то, да решена.

Приближаемся к переходу через трассу.

Последнее, что отделяет нас от берега. Внутри перехода тепло и безветренно. Решаем, что вернемся сюда, если все пойдет крайне худо. Людей вокруг не видать, а значит, в крайнем случае, мы сможем спокойно сидеть здесь.

У выхода из перехода нас встречает маленький холм, на который нужно подняться, чтобы выйти к заливу. Здесь еще тепло, а вот за ним безграничная даль горизонта и кидающийся как зверь ветер. Со своеобразным боевым кличем бросаемся через холм.

В первые минуты на берегу нам кажется, что ветер и не холодный вовсе, что вся затея пройдет на «ура». Вдохновляемые собственным присутствием на пляже, распределяем обязанности. Слава отправляется собирать хворост и прочую хрень для розжига, мы с Анатолием идем за дровами и бревнами.

Через некоторое время, в котором мы начнем ориентироваться лишь позже, мы разбиваем маленький лагерь.

Обкладываем себя найденными на берегу бревнами таким образом, чтобы не задувало в поясницу, и мы смогли удобно расположиться. У костра, при помощи камней, мы создаем поддув, взятый из памяти о просмотре походных туториалов. Он должен работать таким образом, чтобы священный огонь не погас как минимум 6 часов.

Мокрыми и дрожащими пальцами я сжимаю тоненький кусок древесины. Догоревшая спичка обжигает мне пальцы и, выпадая, тухнет; когда я зажигаю другую, из-под сложенных шалашом деревянных ошметков начинает пробиваться неуверенный огонек.

Еще несколько минут назад мне казалось, что от жары в лице и ногах, и от учащенного усталостью сердцебиения я до самого отъезда не избавлюсь.

Но все проходит иначе. Мне это нравится. Температура моего тела нормализуется, как и сердечный ритм.

Открываем «победную» бутылку портвейна и принимаемся согревать себя изнутри. Сигарет на всю ночь хватает лишь при условии, что курить будем один раз в час.

Первые два часа протекают без каких-либо проблем. Мы сидим у костра, обнажив свои ноги и распивая вкуснейший напиток. Главное бревно начинает тлеть, отдавая нам свое тепло. Нам кажется, что ничего плохого случиться просто не может. Но беда подкрадывается к нам из самого неожиданного места, застав нас врасплох настолько, насколько это вообще возможно.

Охмелев от второй бутылки, мы становимся все мягче.

Разговоры начинают сходить на нет, даже руки не так активно подбрасывают новое топливо для огня. Напоминает о себе и прошедший день вкупе с ночами, где у нас не было возможности максимально выспаться.

Решаем, что раз уж нами овладевает сон, то нужно сделать маленькую вылазку за дровами.  Они оказываются ужасно мокрыми, влажный ветер вымочил их в наше отсутствие. Вернуться приходится с пустыми руками. Передо мной идет Слава. Его шаг очень медленный и неровный, такой, что несколько раз ему приходится остановиться, чтобы найти себе опору. Он глядит в землю так, словно у него свело живот. Он подходит к костру, натягивает капюшон по самый нос и молча ложится. У него начинает болеть горло, отчего к глазам подступает влага. Он подтягивает колени к животу и прижимает к лицу сжатые в замок руки.

Постепенно и мое сознание отправляется в темные подземелья сна.

Спустя неопределенный промежуток времени я просыпаюсь от того, что все мои конечности плотно прижаты к телу и сотрясают его непрекращающимися ударами.

В позе подыхающего от передозировки эмбриона я  приступаю к размышлению.

Выходов оказывается не так много, наверное, их около трех, с цифрами сейчас не очень хорошо. Но ни один из них не я не хочу принимать за верный. Я продолжаю лежать в холодном песке в поисках четвертого, наиболее благоприятного для нас всех варианта. Тело протестует против мозга, постоянно напоминая ему о том, что это не самое лучшее время для раздумий.

Развернувшись на 180 градусов, я принимаюсь ползти к Анатолию.

Встать хотя бы на корточки - означает быть сверженным холодным мечом недремлющего ветра.

Трясу его тело обеими руками. - Мужик, - говорю я ему, - костер потух, нам тут как бы п***ц. - Угу, - слетает с его губ, и он отворачивается. Не лучшее, что я мог услышать в эту ночь.

Сам не разбирая что, я продолжаю что-то говорить, но все улетает впустую. Ветер съедает обрывки моих фраз, не оставляя ни единого шанса установить контакт.

- Слава! – кричу я из последних сил.

Он поворачивает ко мне свое лицо и медленно открывает глаза. Его застывший взгляд кажется мне темной бездной, отражающей беспросветную ночь. Его губы недвижимы. Его ресницы несколько раз соприкасаются, после чего веки сковываются окончательно.

Все моё тело околело так, что даже разогнуть ноги становится невероятной проблемой. Я подбираюсь к остаткам костра и понимаю, что нам уже ничего не изменить, остается лишь ждать первых лучей восходящего солнца.

Жадно хватая последние остатки тепла, я прижимаюсь к уже окончательно потухшему бревну.

Удается немного согреть руки, после чего я отправляю их под голову, стараясь донести немного тепла до лица. Такая иллюзия позволяет мне вновь погрузиться в сон. Время от времени я просыпаюсь, чтобы прижаться к бревну другой стороной. Тепла, возможно, уже и не осталось, но мозг отказывается это принять и благополучно засыпает, когда я выполняю поставленную задачу.

На несколько секунд я открываю глаза и застаю рассвет. Понимаю, что пережил самый холодный этап ночи. Теперь все будет становиться только лучше. С этой приятной мыслью я переворачиваюсь набок и засыпаю.

Я прихожу в сознание растерянным и разбитым.

Белый свет солнца отражается на блестящем песке. Меня все еще окружает пустынный пляж и пара таких же бессильных тел. Вокруг все тот же посюсторонний мир, полный мучительных сложностей. Оставаться в том скверном положении, в котором я очнулся, оказывается невозможным, поэтому я собираю все свои силы и перекатываюсь к опаленному бревну в надежде подняться.

Радуюсь солнцу и новому костру, который кто-то развел до меня. Бегло оглядываю берег взглядом, Анатолий вновь собирается уснуть, Слава лежит на спине, целиком подставившись солнцу. Я пытаюсь открыть рот, чтобы сообщить ему о том, что это не самая лучшая идея, но, согреваемый костром, засыпаю сам.

В себя мы приходим только к полудню.

В этот раз мне везет остаться без ожогов, в отличие от Славы, чье лицо приобретает ярко красный оттенок. Однако ночь остается позади.

О том, как команде TER пришлось пять дней выживать в заброшенных домах и парках культурной столицы

Покинув Кронштадт живыми, корреспонденты редакции The Ekb Room продолжили свой тревел-эксперимент по выживанию на 1300 рублей в Петербурге.

Пятый день

На улице стоит запах жары. Плотный, от него закладывает всю гортань. Полдень. Зной смешивается с аптечным запахом, идущим из соседних зданий, и в полном безветрии, подобно эфиру, окутывает пространство вокруг нас со всех сторон. В этом вакууме день проходит словно мимо меня.

Сознание возвращается только в клубе А2, сотрясающемся под жесткими гитарными рифами. Мы танцуем и поем, выжимая из себя последние остатки сил.

Из клуба выходим около одиннадцати.

Ночь решаем провести в MOD`e. Там нас окликает неизвестный. Он стоит где-то в углу, справа от входа, пряча лицо в тени.

- Ребята, можно я к вам присоединюсь, - произносит он трясущимися от охмеления губами.

Мы положительно киваем, затягивая его в треугольник. Всю ночь он угощает нас пивом и водкой, не забывая тратить деньги на местных девушек. Они смеются и что-то язвительно шепчут, но от напитков не отказываются. Ему кажется все равно, кому наливать горячительные.

Шестой день

Несколько кружек пива оказываются на полу, тот, чье имя мы уже забыли, встает и исчезает. За окнами поднимается солнце.

Мы оказываемся в том Петербурге, которого боялись. Осознав себя где-то у Петропавловской крепости, мы решаем уснуть под жгучими лучами июньского солнца, но вместо этого ощущаем ледяные осколки северного дождя. Бежать нам некуда, но мы бежим.

Ледяной душ позволяет немного прийти в себя. Мы спускаемся в метро и стараемся отоспаться в колесящих по подземным тоннелям поездам.

Незаметно наступает вечер.

Мы бессмысленно скитаемся по уже безлюдным улочкам. Выходим к автомобильному кинотеатру, где смотрим фильм без звука и выкуриваем промокшие сигареты. Забираемся на несколько пришвартованных кораблей-кафе.

Своим ночлегом выбираем случайно встреченный парк. Он огражден решеткой и закрыт на ночь. По всей территории разбросаны причудливые инсталляции из различных биоматериалов. Мы перебираемся через забор с острыми наконечниками и уходим вглубь.

Заметив деревянную ротонду, мы решаем остановиться в ней, где поочередно засыпаем.

Седьмой день

Я ощущаю приближение утра и принимаюсь наблюдать за тем, как понемногу редеет и светлеет мрак, выступает из ночной темноты парк, как обозначаются и сбрасывают покровы сумрака кусты и деревья, скамейки, как за невысоким забором набухает тусклый рассвет и радостно разгорается заря.

На моем измятом усталость лице расстилается улыбка. С этой минуты я начинаю терять ход времени. Вообще-то уже все равно, сколько показывают часы, главное просто найти место, где можно хорошенько выспаться и отхватить кусок чего-нибудь съестного.

В этот день нас спасает ларек на Сенной площади.

Анатолий забирается в маленькое окошечко и о чем-то шепчется с продавщицей. Мы уже пытались провернуть подобный трюк в Екатеринбурге, но безрезультатно. Благо, что здесь ситуация складывается иначе. Он достает из кармана несколько десятирублевых монет и отдает их продавщице. Мы встревожены. Кажется, что он совершает обычную процедуру покупки. Но нет. Вместе с рукой из маленького окошечка появляется увесистый оранжевый пакет.

Его содержимое оказывается больше чем на половину черствым либо безвкусным продуктом. Но встречаются и экземпляры, которые делают этот день великолепным: парочка свежих сосисок в тесте и 3 чебурека, которые нам дали из жалости.

Оранжевый пакет спасает нас еще пару дней, которые мы также проводим, где приходится. Каждое утро и по возможности вечер мы забегаем в общагу на набережной Фонтанки, где безнаказанно посещаем пустующие душевые, ощущая себя цивилизованными людьми.

Восьмой день

На меня напал невыносимый приступ задумчивости. Я иду по улице, хихикаю, ударяю кулаком чуть выше колена, жестикулирую и разговариваю то сам с собой, то словно бы и с прохожими, естественно привлекая их внимание. Я не помню, когда последний раз высыпался. В руке холодная бутылка пива, которую нам приходится делить на троих. Изредка я прикладываю её к голове, чтобы хоть как-то освежить свой мозг.

В рюкзаке осталось немного хлеба, парочка бичпакетов и сырный соус. Он не раз спасал нас, превращая собранное из остатков блюдо в деликатес.

Эту ночь нам предстоит провести в одном из оставленных петербуржцами зданий.

Его судьба вызывает у нас неподдельный интерес. Внутри покинутых комнат остались важные документы: паспорта, полисы, права. Здание выглядит так, словно его бросили в спешке и больше никогда не возвращались. Где-то на столах стоят кружки, ждущие закипающего на плите чайника.

Мы не раз встречаем остатки пищи. Некоторые комнаты видимо засквотированны, о чем нам говорят чистые простыни и одеяла на кроватях. Редкие помещения сохранили свой былой вид, лишь покрывшись слоем пыли. Мы находим оптимальный для себя вариант и на ночь остаемся там.

За долгое время у меня получается выспаться.

Девятый день

С утра Анатолий получает сообщение с номером телефоном. Друзья из Екатеринбурга нашли место, где нас могут приютить.

Мы звоним по указанному номеру. С той стороны телефонной трубки нам отвечает девушка Катя. Она рассказывает о том, что может впустить нас чуть ли не на полмесяца, запрашивая при этом всего полторы тысячи рублей.

Мы отказываемся, ссылаясь на то, что нам нужны всего 4 ночи. Обещаем за выделенное время найти кого-нибудь, кто согласится заехать. Она утвердительно угукает. В этот же вечер мы приезжаем на станцию Ленинский Проспект и идем вглубь района.

О том, как редакция The Ekb Room попала в логово цыган, алкоголиков и психически нездоровых людей – читайте далее

Я толкаю приоткрытую дверь, скрывающую от нас пустынный коридор и голые стены.

На покрытом линолеумом полу валяются ошметки обоев, которые киснут в лужах воды и клея. Из-за угла появляется девушка, благодаря которой мы здесь. Она останавливается и в некоем смущении, помолчав с минуту, начинает говорить в стену:

- Привет, я это... живу в той комнате, - она говорит отрывисто и тихо. - Так у тебя разве не квартира? – спрашивает Слава. - Нет…- говорит она, убирая волосы цвета каштана со своих маленьких серых глаз, - Я как-то не подумала сказать. У меня комната, - она машет рукой, приглашая проследовать за ней.

На ней надеты старательно расстегнутые шорты, так, чтобы слегка было видно трусы, на теле закапанная кофе футболка.

Сперва нам кажется, что она только что проснулась, но девушка объясняет, что нам самом с самого утра занимается ремонтом.

Мы заходим в густо заставленное мебелью восемнадцатиметровое пространство, которому явно не хватает воздуха. Внутри стоит затхлая жара.

- Я Катя! Вы пьете? - спрашивает она с неким драматизмом. - Да, - отвечает Слава, - ты знаешь, иногда. Ну, скажем так, по случаю скорее. Что плохого в том, чтобы раз в несколько дней пропустить кружечку пива? - При мне только много не пейте – произносит Катя.

Я бросаю вещи в угол и иду в душ умываться. В квартире пустуют еще две комнаты.

Слава начинает что-то поэтически описывать, рассказывать о местах, которые нам удалось посетить.

- Сюда, полей вот на этот цветок, на этот немного побольше, да! – Катя перебивает его командами, судорожно перебегая при этом из кухни в комнату, пытаясь приготовить еду для собаки. Это какая-то уродливая дворняга, собравшая в себя все отличительные признаки около четырех различных пород собак.

Катя уверена, что это лабрадор. Свою позицию она аргументирует самым оригинальным образом: "Ну, мне его за шесть тысяч продали, я в интернете смотрела, они примерно столько и стоят, всё хорошо".

Из комнаты выходит Слава.

На его одежде больше воды, чем в любом из цветков, которые он так старательно поливал. Он застает последнюю фразу Кати и вместе с нами смиренно качает головой.

Я скрываю подступающие к горлу порывы смеха. Мы не хотим вот так сходу расстраивать её.

От уродливости четвероногого создания даже веет чем-то милым, поэтому мы проникаемся к нему искренним сочувствием.

- Ты чего такой мокрый? – спрашивает Анатолий. - Слава цветочек! – кричит Катя из коридора, вытирая носками оставленные цветочком лужи. - Она дала мне дырявую лейку и говорит: «Полей, пожалуйста, вот эти цветы». А там какие-то высохшие коренья. Хрен его знает, когда их поливали, я больше комнаты из-за этой лейки полил. Чуваки, она странная какая-то, дико странная, - Слава вертит пальцами у виска и словно выказывает обеспокоенность.

Я сажусь на подоконник, и мойс взор упирается в улицы окраинного Петербурга. Сейчас он напоминает мне любые города России. Напоминает вид из окна родного дома, из окна бабушкиной квартиры и квартиры сестры.

- Мальчики, хотите жить здесь бесплатно? – доносится откуда-то из ванной комнаты. - Да, отвечаю я, - а где здесь можно закурить… что нужно сделать? - Поможете мне продать собаку? Курите… Ну только у меня в комнате не курите.

Вот так вот сходу нам приходится избавиться от милого создания.

Катя хочет, чтобы мы уехали куда-то в область, используя электрички и автобусы, совершая около двух-трех пересадок. Мы соглашаемся. Она предлагает оплатить нам проезд. Собаку решаем упаковать в рюкзак.

За происходящим наблюдает маленький котёнок. Он не выглядит породистым, но в сравнении с собакой – однозначно голубая кровь.

Десятый день

Мы просыпаемся в пустой квартире.

На заляпанном едой, пластилином и акварелью столе лежит записка. Она гласит, что дверь можно не закрывать, а если выйдем – то звонить в домофон до тех пор, пока не откроют. Пока мы собираем вещи, чтобы прогуляться, готовящаяся к продаже собака беззаботно бегает по пустующей квартире, наслаждаясь последним днем жизни здесь. Мы выходим. В гостиной, через слегка приоткрытую дверь я вижу пару спящих в одежде тел. Это женщина и, кажется, её сын. Видимо, это наши соседи. Я надеюсь на то, что знакомиться с ними не придется.

После еще одного проведенного в Петербурге дня мы переводим дух в каком-то баре, где играет джаз, выпиваем пару кружек стаута и идем «домой» вверх и вниз по крутым и кривым улочкам старого города, по аллеям, через вокзальную площадь, мы достигаем метро и спускаемся в подземелье засыпающего города.

Возвращаемся домой после полуночи.

Час нам приходится стоять у железной двери подъезда. Несмотря на агрессивные звонки в квартиру, никто не открывает. Телефон Кати недоступен, хотя она должна была позвонить по поводу собаки.

Слава сообщает, что у нас закончились сигареты, и отправляется за ними, Анатолий уходит следом. Я остаюсь ждать у подъезда. Я уже почти задремал, как вдруг меня потревожил незнакомый голос:

- Нам мир очень болен, вам ведь тяжело нести бремя этой жизни? Это потому, что вы несете его одни,– его голос бьет как родник в ночном лесу: утешающий и ласковый, полный чудесных слов и обещаний, - вам нужна цель, всем нужна цель, приходите в нашу церковь, она не такая как все, мы помогаем всем, - от каждого его нового слова к моему горлу подбирается влажный ком, который так и хочется выплюнуть парочкой отрезвляющих его ум слов.

Вместо этого я выпаливаю что-то вроде: «Спасибо», убираю руки в карманы и иду в противоположном от него направлении. Знаю, что все равно придется идти обратно, поэтому иду сдержанно, соблазняя «проповедника» догнать меня и продолжить разговор. Если дверь откроют, то я не успею занырнуть в подъезд.

Когда Слава и Анатолий возвращаются, мы начинаем набирать случайные номера квартир до тех пор, пока кто-то не открывает. Мы заходим внутрь темного подъезда. Идти приходиться наощупь, ориентируясь лишь на тусклое свечение оранжевой кнопки лифта.

Оказавшись на нужном этаже, мы подходим к отрытой двери. За ней плотная завеса тумана, в которой кто-то нещадно дымит. Вокруг начинают мелькать едва различимые силуэты, окутанные загадочным смогом. Последним оказывается нечто, что тщательно смотрит на нас пепельными глазами. Неописуемое существо, которое лишь отчасти напоминает женщину, что-то бубнит. Её тело обмотано простыней. Она тщательно смотрит на нас, после чего, собравшись с мыслями, мило спрашивает.

- Вы к Катюше? - Да, - отвечаем мы.

Она кивает головой и, подобно призраку, исчезает.

В коридоре горит тусклый флакон, который больше напоминает коптящую свечу.

Из комнаты доносятся частые всхлипывания и глухие удары. Когда мы заходим, Катя нас не замечает. Рядом с ней лежит телефон, из которого по громкой связи раздается голос какой-то женщины:

- А что если её убьют? Я даже не знаю, что это за люди. - Всё будет хорошо, мне надоело, что ты звонишь по любым пустякам, - кричит женщина. - Но… Из телефонной трубки раздаются гудки. - Я продала собаку, - говорит Катя и утыкается лицом в простыню, - я продала её каким-то живодерам, они убьют её… Я знаю, что её убьют! Я, получается, сама её убила!

Мы бросаем пару успокаивающих слов и закрываемся на балконе, где сидим до тех пор, пока она не появляется в проеме, вытирая расплывшуюся по лицу тушь грязным рукавом дырявой толстовки.

Одиннадцатый день

- Катя, а где котенок? – спрашивая я, ступая на порог пустой квартиры - Он сегодня выпрыгнул! - Что? Как? - Упал с балкона… Его уже соскребли и выкинули. - Выкинули? – Слава подходит к ней так близко, словно не расслышал последних снов - Ну да, там – в мусорку у подъезда.

Мы переглядываемся. Пушистый комочек свел счеты с жизнью. Суицид. Мы шутим по поводу того, что нужно сваливать с этой квартиры, раз даже котёнок не выдержал. Под раскаты смеха Слава выходит в туалет. После него, спустя пять минут, уходит Катя, но, не продержавшись там и секунды, возвращается в слезах, размахивая при этом руками.

- Ты что наделал? Что ты наделал?! – её лицо закрыто прилипающими к влаге волосами.

Я смотрю на Славу, чье лицо выражает искренне недоумение.

- Почему там всё в говне, Слава?! – Катя не унимается.

Мы вырываемся с балкона и забегаем в туалет. Его стены раскрашены фекалиями так, что можно разглядеть коричневые холмы и даже объемную дерьморадугу.

- Это не я, я отвечаю, это не я! – Слава громко кричит, размахивая руками так, словно сомневаясь в том, а действительно ли это не он.

В коридоре, с рулоном туалетной бумаги в одной руке и куском говна в другой появляется женщина, которая день назад встречала нас в коридоре. Сейчас она еще меньше похожа на человека. На ней одни трусы и растянутая, слегка прикрывающая пупок майка.

- Мне бы в туалет, - говорит она, словно набрав в рот воды. - да, - произносим мы и скрываем в комнате. Она бормочет сквозь зубы еще несколько невразумительных слов, после чего хлопает хлипкой дверью.

Двенадцатый день

Мы возвращаемся на балкон. Катя сидит в комнате, укутавшись в одеяло, сегодня ей вновь не до веселья. Раздается приглушенный стук. Кто-то стоит за дверью. Она не торопясь встает, неохотно делает пару шагов и выходит. Спустя несколько минут она врывается в комнату в слезах, судорожно закрывая за собой дверь и всхлипывая.

- Там… там пришла настоящая хозяйка!

Мы переглядываемся. Настоящая? Что же тогда окружает нас сейчас?

- Она требует денег… Требует с меня, говорит что выселит, - её губы дрожат, - еще с вас отдельно требует… Она хочет, - Катя переходит на крик, - она хочет, чтобы мы все платили прямо сейчас! - Катя, - говорит Анатолий, - у нас деньги на карте, мы прямо сейчас не можем заплатить. - А тут есть рядом банкоматы? - Ты тут дольше нас живешь, мы не знаем. - А вы можете как-то узнать? - Что? – спрашиваю я и оглядываюсь на ребят. - Ну… ну может просто погулять, меня же выселят… или еще хуже. Вам точно... - она проглатывает последнюю часть фразы. - Хуже? Почему? - Ладно, - она резко замолкает, - может быть там сейчас эту цыганку утихомирят. - Кого? - Че б***ь? - Ну там… в общем, этой квартирой занимаются цыгане, они её как бы сдают… вот эта хозяйка она просто ответственная.

Мы возвращаемся на балкон. Я хватаю спички, и пока чиркаю ими, то вслушиваюсь в шум, мягкий шум за дверью, как будто падает что-то мокрое, но когда мне удается зажечь огонь, я уже не вижу ничего, кроме бледного испуганного лица Кати.

Она скрывается за дверью, после чего раздается оглушительный крик. Она забегает в комнату и, заперев за собой дверь, прыгает в кровать, уткнувшись носом в подушку.

- Её убили, - Катя заливается слезами и впивается в Славину руку. - Кого? – спрашивает Анатолий. - Хозяйку. Её убили. Они и нас убьют! И меня, и вас! Нас тут убьют! Им нужны деньги, а она за нас заступилась! А тут… она труп! – её речь становится неразличимой. Слова тонут в слезах. Мы перестаем обращать на них внимание.

- Что будем делать? – спрашивая я, машинально собирая вещи. - Вызывать полицию… - произносит Катя, - Они её уже не в первый раз так бьют… Они её так от алкоголизма лечат… Ну и еще она за нас заступилась. - Вы что… - Слава поворачивается к нам, - Нам нельзя… у меня же условка, если меня тут поймают… - он переходит на шепот, - у меня могут быть проблемы. - Значит надо как-то сваливать, - Анатолий присоединяется ко мне и начинает собирать вещи. - А Катя? – Слава показывает в её сторону. - Нам, - начинаю я, но останавливаюсь, понимая, что мы действительно не может её бросит, - Свалить и вызвать полицию, Катя пока пойдет с нами? - Ну, они же в квартире, как мы мимо пройдем? - Не знаю… там вроде тихо, может проскользнем?

Я выхожу в темный коридор. Свет погашен, в квартире не слышно ни звука, приближаюсь к приоткрытой двери, за ней – освящаемая уличными огнями комната. В тусклом свете фонарей видны очертания стен и кровати, на которой лежит истерзанное тело. Сомнений нет, перед нами труп. Я замечаю, что под моими ногами находятся лужи крови. Кровь оказывается везде, заставляя меня сделать пару резких шагов назад и вернуться в комнату.

- Сваливаем, срочно!

Мы выбегаем не лестничную клетку. С верхних этажей доносится шум, кажется, спорят те самые цыгане. Мы вызываем лифт, но, не дожидаясь медлительной коробки, принимаемся сбегать по лестнице, испугавшись спускающихся по лестнице шагов.

После того как мы выбегаем из подъезда, Катя с нами прощается. Она хочет вызвать полицию и остаться.

- У меня все вещи там, я здесь подожду, полицию сама вызову, может быть её и не убили, да? Её уже били так же сильно, эта цыганка била, но вам лучше уйти.

Мы соглашаемся, ведь меньше чем через 10 часов поедем домой.