Андрей Мовчан: корень проблем – у нас в головах

Я заранее прошу прощения, что я, как Миссис Марпл, во всем вижу не то, что в моменте не видится самым важным и вызывает всеобщую дискуссию. Но мне не кажется необходимым обсуждать то, что и так на языке у всех – тем более, что популярные темы обсуждены всегда не только много больше, чем заслуживают, но и существенно шире, чем позволяют факты.

В истории с отравлением, госпитализацией и эвакуацией Навального в Шаритэ мне, простите, не интересны темы «кто», «чем», «как», «почему». Тут (А) мы не знаем и не узнаем; (Б) вариантов море; (В) даже если мы узнаем (то есть просто появится «общепринятая» в кругу «своих» версия?), это ничего не изменит – ни в жизни, ни в нашем мироощущении.

Интересует меня проявившаяся на фоне злополучного стаканчика с чаем (но вообще говоря доминирующая и в другое время) коммуникативно-транзакционная традиция русскоязычного этноса современной России.

Мы с вами при любом взаимодействии изначально опасаемся контрагента в транзакции, приписывая ему злобные намерения, враждебно настроены и готовы навредить контрагенту (а то он нам навредит). Возможно здесь срабатывает «дилемма вора» в самом примитивном смысле и корень зла – в отсутствии доверия; но боже мой, если мы так себя ведем, то с какой стати нам доверять?

Кстати, наша власть ровно так же не доверяет никому и вне и внутри страны: отсюда бесконечный поток лжи из официальных каналов – врагу правды не скажут; отсюда «микроменеджмент» и бесконечные регламенты, процедуры, проверки и чиновники. Ну и мы в ответ власти не верим (посмотрите опросы).

Мы как правило ориентируемся на место в иерархии (наше и оппонента) – часто выдуманное, навязанное или самовольно присвоенное. Если он выше, то мы самоуничижаемся, готовы услужить, подчиниться, принять; если мы выше – мы обязательно будем указывать, унижать, использовать, командовать.

Чувство иерерхии у нас инстинктивное, как будто некое излучение его вызывает на среднерусских равнинах: нигде кроме России мне не хочется ездить в большой черной машине (я это давлю в себе, принципиально не покупаю черных машин, но всё же).

Мы точно знаем (в России), кто есть кто: вот номер АМР – надо пропускать; а вот скорая – эту можно не заметить. Носатого бородача на белой БМВ подрезать нельзя, а девушку на Хюндай – запросто, нечего ей тут ездить. Чиновник выше бизнесмена; сотрудник Минобра – директора школы; охранник – курьера. Выше ли охранник лично вас, или ниже, будет зависеть от марки вашей машины, вашего костюма, вашей должности, вашего голоса наконец (охранники умеют отличать голос начальства).

Мы не проявляем эмпатии, фокусируясь лишь на выгоде. «Мне зачем?» - классический вопрос. «Мне неудобно» - классический аргумент. Вообще мы невероятно нежные во всем, что касается отношений с людьми (но от «начальства» готовы терпеть все что угодно, так же, как от «клиентов» - сервис в России фантастический, но как часто – преувеличенно раболепный, компенсирующий низкое качество товара или услуги!).

Врачам «неудобно» чтобы родственники приходили в реанимацию к пациентам. Поддержка больных? Наплевать, нам неудобно (наплевать, что во всём мире – удобно и даже вопросов не стоит). Чиновникам «неудобно и незачем» сделать нормальными процедуры, удобными – анкеты, быстрым – процесс принятия решений.

Безразличие моментально переходит в троллинг: только в России я сталкивался с «вы неправильно заполнили: тут надо было написать «года рождения» полностью, а не «г.р.». Да что там – на тех же дорогах нам неудобно стоять в пробке, мы пролезаем вперед по встречке, по другим полосам, по обочине. Кто-то от этого будет стоять дольше, главное – не мы.

Мы не предполагаем сотрудничества в транзакции, наоборот – мы стремимся соперничать; делить, а не умножать; уесть и отобрать, а не дать и проявить уважение. В политике это особо заметно – и не только в мейнстриме: наша оппозиция пожирает друг-друга по любому поводу.

Скромный, культурный, слушающий, вдумчивый, медленный, стремящийся договориться? Да это какой-то слабак, дурачок. Наш то ого-го, всем покажет, всех грязью с ног до головы, всех замочит, всех люстрирует – дайте срок!

Политический процесс мы видим как процесс уничтожения оппонента, смену власти – через тотальную люстрацию и кару для предшественников, bipartisan approach – предательство. Да ладно, вне политики – попробуйте, например создавая сосисочную в Москве, обратиться за советами к владельцам сосисочных. В лучшем случае – попросят денег за консультацию. В стандарте – проигнорируют: «Хитрый какой, хочет быть нашим конкурентом!»

Мой личный опыт и опыт знакомых показывают: в США, в Европе, в ЮВА, твои потенциальные конкуренты ответят сразу, потратят на тебя часы, будут рассказывать, советовать, помогать. Добрые? Не только и не столько. Просто они знают, что сотрудничать полезнее.

Наконец – мы все время мыслим в категориях антитезы «мы – они», даже внутри профессиональной, социальной или родовой корпорации: любое множество людей, включающее нас, мы разбиваем на два подмножества и конфликтуем с тем, которое нас не включает. При этом, если оставить только то подмножество, с которым мы «не конфликтуем», то мы и его тут же разбиваем на две части, и так далее – до состояния «я + 1»; при этом этот 1 – конечно враг, конкурент и проблема.

Вот ситуация с Навальным. Официальные СМИ (типа Симонян) создают агрессивный нарратив по типу: «наверное сам напился; да ничего, бывает; нечего тут говорить». За этим нарративом стоит (А) агрессия; (Б) жажда показаться знающим (ой, как это нас часто подводит – вот как выступление Симонян про гипогликемическую кому!); злорадство.

Врачи – «не мешайте работать – где свидетельство о браке; все что надо – скажем в своё время; нечего нам помогать, мы не глупее немцев». Тут - комплекс неполноценности (знаем же, что немцы больше могут и умеют, конечно знаем, потому вместо вежливой благодарности за желание помочь – агрессия) и стремление подтвердить свою позицию в иерархии (мы – ВРАЧИ, а вы – сидите в приемной!).

Есть и еще один план – в России у многих официальных лиц (кстати врачи в России, как и учителя – тоже лица официальные, то есть государевы рабы: не будут слушаться, лишат зарплаты и места на раз-два) ощущение иерархии обострено, а рецепторы иерархического находятся где-то в районе места, чье сексуальное использование так агрессивно ими же отрицается.

Поскольку Навальный воспринимается ими как враг «вышестоящих», то и его отравление естественно видится актом свыше (кто его знает, так это или не так, скорее – не так, кто-то из заклятых друзей рангом пониже, но для чиновника, как и для религиозного фанатика, всё – акт свыше).

Акты свыше бывают двух видов: (А) публичные победы, которые необходимо громко прославлять, умело уловив их суть, и (Б) тайные операции, которые не менее замечательны, но их надо (в силу чего - не нашего ума дело, там знают, что делать) не менее тщательно скрывать и всячески отрицать.

Про отравление Навального Кремль молчал – и всем государевым рабам было понятно: конечно же это спецоперация. Однако сверху никаких инструкций по маскировке не приходило, а значит – каждый должен был послужить отечеству в меру своего уразумения. Вот и придумывали (и будут дальше, вопреки очевидному) наши чиновники, журналисты и врачи версии одна краше другой (на самом деле – кто во что горазд в силу не слишком гипертрофированного ума), призванные только к одному – продемонстрировать тем, кто сверху, свою боеспособность по части защиты государственной тайны. Вот вам иерархичность сознания в кристаллизованной форме.

Но и дальше ситуация не лучше. Отравленный Навальный (напомню, это официально гроза режима, который вроде как смерти его желает) получает помощь врачей из Омска; врачей из Москвы; врачей из Германии; внимание журналистов; политиков; политических тусовок; медицинский самолет; консилиумы.

И здесь тоже иерархия: Политковская и Быков не удостаивались и столичной больницы, Кара-Мурза уехал долечиваться за границу сам, Новодворская умирала без всякой помощи, фактически и медицинской – и конечно никто из десятков отравленных оппозиционеров и вообще говоря тысяч более простых граждан, получавших свою порцию отравы (от клофелина и выше) по самым разным поводам, не мог пожаловаться на излишнее внимание к своему здоровью - ни тебе консилиумов, ни виз и паспортов за один день, ни иностранных специалистов – не всем хватает даже места в вонючей токсикологии районной больницы.

Никакой вины Алексея Навального в этом нет, упаси бог – но мы есть мы: высокопоставленному оппозиционеру – люкс лечение. Остается надеяться, что Алексей, взойдя на царство (немцы пишут что опасности для жизни нет и можно чуть расслабиться), обеспечит оппозиционеру Путину В.В., в случае если он отравится чем-нибудь, собирая компромат на сотоварищей Навального по управлению новой Россий, не меньшее медицинское внимание; надеяться на такую медицину для простых граждан в России – дело безнадежное, как бы царя ни звали – рылом не вышли.

Но что мы всё о политике? В том же самом мы живем каждый день. Мы привыкли бояться делать, бояться контактов, атаковать, пока тебя не атаковали, отделять своих от чужих и (парадоксально?) считать чужих глупее и слабее – но при этом страшно их опасаться.

Моя дочь уезжала из школы – доучиваться в школе в США (выиграла в тяжелом конкурсе грант). Директор московской школы, известный либерал и тяжеловес от педагогики, сокрушался мне, сидящему в его кабинете в ожидании документов: «Ну что ж вы так? Америка – это же страшное место! Вы знаете, что там с преступностью? А нравы какие? А образование очень плохое – намного хуже нашего!»

О великолепном качестве американского образования я распространяться не буду – не это важно. Я наблюдал не раз реакцию американцев (и school principals) на отъезд детей поучиться в другие страны – в том числе скажем ЮАР, Китай и пр. Она всегда более или менее одна: «Как здорово! Это такой интересный опыт! Там так многому можно научиться! Это очень интересная страна!»

Если вы думаете, что это «проклятые школьные дела», то ошибаетесь. Моя дочь постарше уезжала на мастерат в Imperial College из ординатуры в Москве, закончив МГУ. В МГУ 6 лет ей рассказывали с придыханием, что они – лучшие студенты лучшего ВУЗа мира; что МГУ – мировой лидер по востребованности выпускников. Когда она сообщила, что уезжает, ей немедленно была прочитана лекция, суть которой сводилась к следующему: «Кому ты там нужна? Там таких вагон, все без работы. Чему там учиться, они ничего не умеют! Все равно вернешься, но мы тебя не возьмем – лучше оставайся!»

Нечего и говорить, что отношение в Imperial совершенно другое, так же как несравнимы уровни квалификации и технологий. Вообще в западной высшей школе считается важным заканчивать бакалавриат в одном месте, мастерат в другом, делать диссертацию – в третьем: новый опыт, новые подходы, новые контакты.

Школа? Это еще не все истории. Мой сын писал сочинение на конкурсе в одной из очень хороших и либеральных московских школ. Сочинение на тему «Что увидел листок, падая с ветки». Моего сына сложно остановить – у него листок умудрился увидеть полмира, посмотреть на Нил, Гималаи, пообщаться с кавбоями (орфография оригинала, увы, не всем же быть врожденно грамотными) и так далее на 4 страницы. Старая и опытная учительница русского языка была огорчена и возмущена; по праву учившей моих старших детей она жаловалась мне приватно: «Ну что он такое пишет! Листок! С ветки! Он что, природоведение не изучал у вас? Листок с ветки ПАДАЕТ ВНИЗ! В лужу! Какие Гималаи? Что за выпендреж?» И правда – какие Гималаи? В лужу!!! Немедленно!!! Куда ж еще?

Так случилось, что вскорости он писал сочинение (эссе) к поступлению в лондонскую школу. Школа крутая, писал по-английски, тема «Мое самое большое достижение в жизни». Ну, он написал. Ну, я потом прочитал. Оказалось, самое большое достижение в жизни претендента на место в школе №13 в мировом IB рейтинге – 10 голов, забитых в одном матче на пришкольной коробке, против параллельного класса.

В ужасе я ждал вердикта, а когда оказалось, что сына приняли, спросил робко: «А ничего, что ребенок не понимает, что такое настоящие достижения?» И получил удивленный ответ:

Какая мораль у этой басни, которую я могу продолжать примерами вечно (и вы можете тоже – все ж в этом живем)? Очень простая: корень проблемы – не нефть, не власть, не Путин, не олигархи, не алкоголизм и не холодный климат. Корень проблем – у нас в головах: тяжелый недостаток окситоцина, трудное детство, двуклассовое общество, советское наследие – you name it. Пока мы не излечимся от паранойи, пока мы не начнем думать о любом члене общества так же, как о «лидере» (будь то оппозиция или власть), пока мы не научимся воспринимать других как коллег, а не как врагов, пока нормой не станет win-win транзакция – нам не поможет даже выключение нефтяного фонтана: в мире множество стран без нефти – и без нормальной жизни.

Начинать можно с малого: каждый, собираясь написать комментарий, может подумать про себя: «Какая это будет транзакция? Хочу ли я сотрудничать с автором, или считаю его врагом? Пытаюсь я чем-то с автором померяться, или пытаюсь создать общее добавлением своего? Уважаю ли я мнение автора (даже если не согласен) и благодарен ли я автору за потраченное время, или наоборот, он кажется мне опасным, а его пост – угрозой?»

Андрей Мовчан - финансист, инвестор, основатель инвестиционной компании «Movchans»
Фото: visualrian.ru