Музыка протеста. Карманная история Rave-культуры

В моду вернулись джинсы с высокой талией, круглые очки, свитера на 100 размеров больше, цветастые спортивки и прочие ностальгические шмотки для тех, кто имеет хоть какое-то представление о культуре 90-х. Эхо прошлого слышно отовсюду: восставшие из недр шифоньеров VHS-камеры, возвращающиеся к жизни кассетные лейблы, и прочие отголоски былого. Для тех, кто не знает или забыл про лысые бошки и мозгодробительные биты – TER проводит урок rave истории.

Рождением рейва принято считать 80-е, когда молодые сыны английского рабочего класса сменили музыку для танцев — с северного соула на техно и эйсид-хаус. Веселье началось с пустующих цехов Манчестера, а уже через пару лет движуха перешла в Лондон, который раздул её огонь. Если на северных вечеринках присутствовали тысячи людей, то на столичных acid parties — десятки тысяч.

Рейв, конечно, был способом побега от заедающей повседневности: возможностью отыграться за рутинную пятидневку продавцом супермаркета или заводским рабочим.

Забастовки геев и шахтеров, воинственный, ненавистный тэтчеризм, стремящийся загнать британцев в пуританские рамки XIX века. Витающее в воздухе напряжение только подталкивало к тому, чтобы скрыться и уйти в отрыв на несколько дней. Люди напяливали кроссовки, хватали остатки зарплаты и шли тусоваться в очередной отвоёванный у государства объект, внутри которого уже находились такие же, как и они бунтари.

Безумные танцы в промзонах, массовые трипы, MDMA, мода на Ошо и еще раз MDMA. Рейвы стали наследниками энергии 60-70-х годов, ещё витающей в воздухе ароматом травки.

Красивая эпоха продлилась неполное десятилетие. Британские власти быстро просекли, что ничего хорошего массовое помешательство молодёжи не принесет, и выпустили несколько жёстких запретительных законов, которые провели толстую черту между спонтанными рейвами в заброшенных пространствах и коммерческими вечеринками, более склонными к государственному контролю.

Своеобразной точкой кипения стал проводимый неподалеку от Каслмортона огромный рейв, длившийся нон стопом три дня и три ночи и собравший около 30–40 тысяч человек со всей страны. Именно это событие послужило к созданию новых правил:

В 1994 году кабинет Джона Мейджора принял The Criminal Justice and Public Order Act, полностью запрещавший рейвы на территории Королевства. В законе особенно выделялись две формулировки: запрет на совместное прослушивание музыки 100 и более человек в ночное время и право полисменов разгонять любое подозрительное скопление людей на природе в количестве от 2 человек. Однако такие запреты лишь романтизировали рейв. Внесистемные творцы и непризнанные гении музыки предстали в более выигрышном свете, чем их противники из бездушного государственного аппарата. Идеализация рейва набирала обороты с первых же попыток его подавить, а банальное употребление наркотиков и праздный образ жизни стали чем-то большим, чем просто отрыв. Походом на рейв бунтующая молодежь бросала вызов системе, которая, в свою очередь, отвечала без промедлений:

Марк Стомкор (Spiral Tribe) рассказал о полицейской облаве на Rave-тусовку еще до принятия закона-94: однажды, на склад металлоконструкций, где проходила очередная вечеринка, прибыл отряд спецназа. Организаторы забаррикадировались изнутри и отказались вступать в контакт. После 10 часовой осады бойцы получили приказ на штурм объекта, который был успешно выполнен.

Не мог беспроблемно существовать и бесконтрольный наркотрафик рейвов, который постепенно перешел в руки организованных банд с окраин Лондона. Мелкие дилеры, должники и стукачи, пропадали десятками, а передозировка стала обычным делом. Легендарный «молли» был в разы сильнее современных колес, потребляемых молодежью на различных фестивалях.

«Поначалу экстази казался легкой добычей. Все напоминало лето любви, мы были новыми хиппи и делились таблетками на заднем сиденье авто. Но дальше поиск дозы становился все сложнее и опаснее. Нам приходилось встречаться с устрашающего вида парнями, которые никогда не называли своих имен» Тусовщики со стажем жрали таблетки горстями (нередко откидываясь от обезвоживания и передозировки), фармацевтические фабрики в Латвии, видя такой бешеный спрос на наркотики, наладили поставку эрзац-заменителя MDMA — MDA.

В отличие от экстази, дарящего любовь, схожий по химическому составу наркотик вызывал более жесткие, несколько мрачноватые трипы, которые находили отражение и в музыке, и на танцполе. Побочные эффекты употребления содержали в себе повышенное кровяное давление и сердечную аритмию, что приводило к самой настоящей паранойе. Всё это нашло своё отражение в звучании некоторых исполнителей и коллективов.

Впрочем, рожденные под «приходами» брейкбит и хардкор продержались совсем недолго. Брейкбит трансформировался в джангл (впоследствии получивший название «драм-н-бейс»), а хардкор перекочевал в Амстердам, продолжив эволюцию уже на голландских танцполах.

Амстердам заплясал к началу 1995 года. Здесь был свой доминирующий стиль — экстремальная габба. Ее сочетание с happy-хардкором и ровным хаус-битом 4/4 подарило голландцам новое уникальное звучание. Быстрые и жесткие пульсации моментально завлекли сторонников социального протеста, которые, благодаря своим взглядам и суровому внешнему виду, никак не ассоциировались со словом «happy». Но не успел голландский хардкор расцвести под стать своим перспективам, как его оригинальные признаки поглотил утилизированный евродэнс, растворивший уникальный жанр в безликой массе музыки для дневного эфира.

В таком виде рейв дошел до России, где сама его суть была вывернута наизнанку. За музыкальные протесты платили огромные корпорации, привозившие в Россию всё новых и новых супердиджеев. Все это было живо, ярко и по-своему интересно, но не имело никакого отношения к тому, что стояло у истоков культуры. Потом наступили нулевые, и все окончательно утихло. Но идея не умерла.

Не без помощи интернета о канонах культуры британских рейвов узнали и в России. Воссоздавать атмосферу безбашенности пытались в различных клубах и городах на территории всего постсоветского пространства. Ravoria в уральском Lynch – одна из самых удачных уральских реализаций идеи.

Повторить историю, почувствовать описанное выше и на одну ночь перенестись в атмосферу британского протеста можно будет 18 декабря, на третьей части события. Открываем старые шкафы своих родителей, бежим в ближайшие секонд-хэнды и одеваемся под стать вечеринки – TER дарит список обязательных атрибутов, с которыми невозможно облажаться на Ravoria.

Джинсовая одежда

Модно было все, что сделано из джинсовой ткани: шорты, юбки, рубашки и платья. Любовь к одежде проявлялась в тотальном насилии, которое обрушивалось на любимую вещь. Жестокости обладателей заморской шмотки могли позавидовать самые изощренные умы КГБ.

В самом начале 90-х джинсы варили, скручивали, перетягивали, вываривали в отбеливателе или уксусе. А для пущей крутизны нашивали какой-нибудь лейбл. Родители пребывали в шоке и ярости, зато уважение местной шпаны было гарантировано.

Разноцветные лосины и «дольчики»  Обязательный атрибут любой дамы. Черные леггинсы были даже у тех, чьи ноги больше напоминают колбасу «Докторская». Особый почёт среди единомышленников приходил вместе с покупкой цветных или кислотных леггинсов.

Спортивные костюмы Несмотря на свою распространенность среди обоих полов, особой популярностью спортивная одежда пользовалась именно у мужского. В спортивных костюмах ходили на работу, дискотеку и свидания. Обзавестись вещью с завидной надписью «adidas» считалось весьма почетной целью.

Топики 

Ворвавшиеся в моду с выходом фильма «Титаник», писком моды стали оголяющие пупок топики с Леонардо Ди Каприо и Кейт Уинслет. Но не стоит забывать и о других культовых личностях, например Микки Маусе.

Свитера с орнаментом

Для тех, кто подвластен суровой уральской осени, мы предлагаем одеться в уютный свитер с орнаментом, чтобы сохранить свое тепло до грядущей вечеринки.