"Думал — поиграю до 20 и умру". Интервью с лидером "Операции Пластилин"

18 марта в петербургском клубе «MOD» свой седьмой День Рождения отпраздновала тамбовская группа "Операция Пластилин". Перед концертом корреспондент TNR и автор проекта о молодёжной культуре "Йоу в квадрате"  Оксана Соловьёва пообщалась с фронтменом музыкального коллектива Анатолием "Рйн" Царёвым.

Р.: Спасибо!

— Как вообще ощущения от того, что уже семь лет на сцене? В это верится?

Р.: Ну, я на сцене полжизни. Мне 30 лет в этом году, из них 15 я занимаюсь музыкой. В разных группах, с разным успехом. Но «Операция Пластилин» – это просто, знаете... Вот есть Борис Гребенщиков. У него «Аквариум» – это вся жизнь. Есть Илья Лагутенко, он, мне кажется, не может себя представить себя без группы «Мумий Тролль». Так же и я. Для меня «Операция Пластилин» – это вот какое-то дело... Даже если от меня уйдут все музыканты, например, неважно, что произойдёт, я всё равно буду играть. Всё равно будет «Операция Пластилин». Потому что это такой большой кусок меня, без которого я просто не проживу. По крайней мере, мне сейчас так кажется.

Р.: Я долго над этим думал.

Нашёл только один ответ: когда я прекращаю этим заниматься, мне становится очень плохо

Жизнь пустеет, не могу найти себя в чём-то другом. Когда долгий отпуск, нет гастролей, я просто мечусь из угла в угол. Не понимаю, чем себя занимать. Или, например, ты дико устаёшь в туре, думаешь: хоть бы это быстрее закончилось. Приезжаешь домой, отдыхаешь 2 дня, и не понимаешь, что тебе делать. Берёшь гитарку, что-то начинаешь придумывать, начинаешь долбить менеджеров: «Ребят, давайте куда-нибудь поедем уже». Вот настолько прикипело, что с этим ничего уже не сделаешь.

Р.: Они как-то появились сами в жизни группы. Для каждого человека, будь то музыкант или наш слушатель, «Операция Пластилин» стала чем-то в жизни. Для кого-то это песня, для кого-то – гастрольные туры, за нами некоторые слушатели ездят постоянно на гастроли. Для кого-то это повод для самовыражения: слушатели рисуют картины по нашим песням.

Каждый что-то нашёл для себя в этом творчестве. Это даёт нам моральное право продолжать

Ну, или, например, наши музыканты, которые тоже 7 лет потратили на эту группу, хотя могли бы давно уже стать взрослыми серьёзными дядями. Значит, что-то есть в этом такое, что не описать, не передать словами.

Р.: Я вообще не взрослый. Я смотрю на своих тридцатилетних друзей, и вот они взрослые.

— Ну, в чём это выражается?

Р.: Они не позволяют себе многих вещей, которые позволяю себе я. Например, прыгнуть со сцены на концерте. Или вообще: выйти на сцену! Перед залом спеть свои песни. Или уехать в тур до Омска и обратно – для них это нонсенс полный. Их мировоззрение иное: бизнес, работа, пиво на диване, спорт или ещё что-то. Но оно отличное от моего. И той скорлупой, которой они могут обрасти, я себе не могу позволить обрастать.

Р.: Большая часть.

— Почему?

Р.: Они теряют в себе ребёнка. И та искренность, которая есть у детей, у них пропадает. Выйти на улицу и попрыгать в лужах стандартный взрослый не может, потому что для него давят рамки, которые есть у социума. Я прошлой весной вышел на улицу, нарисовал себе классики и стал играть.

Во мне этот ребёнок пока не умер. Именно он пишет песни, выступает на сцене. Во мне тоже есть взрослый, но ребёнка нужно хранить

Р.: Лет 15, наверное. У него такой переходный возраст сейчас.

— Когда создавал эту группу, ты верил, что она будет так долго существовать на сцене?

Р.: Нет. Когда я создавал группу, я вообще думал, что поиграю лет до 20 и умру. У меня был диагноз, и он звучал примерно так: «Чувак, лет 20-22, и хорош». Но медицина развилась, и меня подлечили-подлатали. Но когда мы начинали, я даже не знал, что со мной будет через несколько лет.

— Мне интересно ещё узнать про вашу философию. Свой стиль вы называете «Young Lovers Rock». Это же можно назвать мировоззрением каким-то?

Р.: Философия простая. Три базовых вещи, которые отражены в нашем логотипе: мир, любовь, свобода. Это очень просто, но почему-то так сложно долго этому следовать. Опять же, три таких постулата не каждый взрослый может себе позволить.

Быть свободным, мирным и влюблённым. В основном, это удел тех «внутренних детей», которые сегодня придут на концерт и которые сегодня будут на сцене

Р.: Свобода – это умение не закостенеть и вырваться из той скорлупы, которую тебе пытаются навязать взрослые. Когда мне исполнилось 30, я понял: вещи, которые мне говорили родители, не являются истиной в последней инстанции. Это просто их жизненный опыт. Мой жизненный опыт отличается радикально. Именно поэтому многое, что я впитал в детстве, перестраиваю в себе сознательно. Ну, например, систему питания. Многие вещи у меня в голове сейчас меняются. И это свобода.

— Как, на твой взгляд, изменилась музыка за последние семь лет?

Р.: Стало очень много плохих групп. И количество музыки радикально увеличилось. Её доступность увеличилась. Слушателю теперь тяжело найти что-то своё. Если раньше, грубо говоря, ты покупал пластинку и знал, что у тебя, по сути, нет выбора. Когда я рос, мы покупали кассеты российских панк-групп. Неважно, что там было, я заплатил за них деньги, и у меня не было альтернативы. В ларьке было 15 панковских кассет, и я каждую неделю покупал по одной. Был другой завоз, привозили ещё 15. А сейчас ты можешь слушать всё, что угодно. Ты можешь открыть «Яндекс.Музыку» и никогда не закончить прослушивать даже один жанр.

— А разве это не свобода?

Р.: Безусловно, это свобода. Но она оборачивается тем, что любой человек, который не дорожит качеством своей музыки, может залить её на «Яндекс» – там же очень лояльная модерация. Слушатель, который придёт, увидит красивую обложку, включит, подумает: «Что за г*овно?» И уйдёт вообще. Всё размывается. Размывается понятие хорошей и плохой музыки, понятие стилей. С одной стороны, это круто, потому что ты можешь найти целевую аудиторию, сидя дома за компьютером в Сургуте. С другой стороны, это привело к тому, что прошло время стадионов групп, прошло время больших клубных концертов.

Всё меняется, и в общем-то, это неплохо

Р.: Сложно прогнозировать. Но зачем об этом думать?.. Я постараюсь жить тем, что есть сейчас.

— Что можно сказать людям, которые никогда не слушали вашу музыку?

Р.: Послушайте её. Я могу порекомендовать. Ручаюсь за свою музыку, её качество и её искренность.

— Некорректный вопрос можно? Ваша музыка – «Верни мне мой 2007»?

Р.: Нет. Вообще нет. Ни разу.

— Какой год тогда?

Р.: «Верни мне мой тот год, который идёт сейчас, пожалуйста» (Смеётся).

Фото: Антонина Царёва