«Когда убьют, тогда и приходите»: журналистка из Красноярска рассказала об угрозах, агрессии и специфике работы корреспондентов в регионах

Екатерина Кашутчик ведет проект «Проверка» на красноярском независимом канале ТВК. Аналог «Ревизорро». Вдвоем с оператором она ездит по заведениям, магазинам, рынкам, детским садам, чтобы убедиться, что жителей города кормят качественными продуктами, которые приготовлены с соблюдением всех необходимых санитарных условий.

Последствием одной из серий проекта стало обращение к правоохранительным органам. В телекомпанию поступил анонимный звонок с предупреждением о готовящемся на журналистку покушении. Полиция нашла квартиру, из которой звонили, но никого не привлекла к ответственности.

О борьбе за собственную безопасность, агрессии на съемке и взгляд на отношение бизнеса и власти к журналистам в материале Daily Moscow.

На вас готовится покушение

Через день после того, как была снята очередная серия «Проверки», в телекомпанию ТВК поступил телефонный звонок. Женщина сообщила, что якобы на меня готовится покушение, которое инсценируют как несчастный случай. Когда ее попросили представиться и рассказать, откуда у нее такая информация, она бросила трубку.

Честно говоря, когда мне позвонили и рассказали о том, что произошло, я, конечно, взволновалась, но не придала этому значения, потому что находилась в кругу семьи, не хотела беспокоить тех, кто был со мной. Позже, посоветовавшись с коллегами, приняла решение, что эту информацию нужно, как минимум, проверять.

Я написала заявление, и первое, что услышала, когда спросила, как дальше будут развиваться события, мне сказали: «Если вас убьют, то заявление пригодится».

Мало того, что заявление пересылалось между районами, так еще и между ведомствами — этим занималось то МВД, то СК.

Они и между собой не могли разобраться: когда я приезжала на допрос, меня вызывал один следователь, я приезжала к нему, он меня спрашивал, чего добился предыдущий человек из другого ведомства, а меня об этом никто не уведомлял, я знать не знаю. И мы пытались на месте выяснить, что было в другой организации.

За все это время я была, наверное, на четырех допросах, в том числе в полиции.

Это было письмо из МВД о том, что они провели проверку по моему обращению и установили номер телефона, хотя, на самом деле, я предоставила им детализацию звонков.

По номеру они самостоятельно установили адрес, с которого был совершен звонок, мы приехали в эту квартиру, там действительно проживает пожилая женщина, именно так ее описывал менеджер по голосу.

Сотрудники правоохранительных органов позвонили по номеру телефона, с которого нам поступил звонок с угрозами, действительно телефон в этой квартире зазвонил в этот момент.

Для меня это очень странно: «Ну, они же сказали, не звонили, значит, не звонили».

Об агрессии на съемках

Я стараюсь не реагировать на импульсивные вещи, которые люди при мне из себя извергают, каждый имеет право на свои эмоции, не все эмоции обязана понимать, но я прощаю, когда за этим ничего не следует.

«Проверка» выходит уже 7 сезонов, из них 4 – веду я. За все это время было много угроз: вы за все поплатитесь, вы во всем виноваты, да чтобы вам вечером плохо стало. Я понимаю, что это лишь слова, люди их говорят на эмоциях, пытаются уколоть.

Был еще один случай, когда я переживала за свою жизнь и здоровье. Снимала сюжет про человека, который под прикрытием бесплатной юридической помощи брал большие деньги с пожилых людей и «кидал» их. Когда репортаж показали по красноярскому телевидению, у телекомпании меня стала постоянно встречать какая-то незнакомая машина, из нее за мной какое-то время следили, поэтому я старалась одна нигде не находиться.

После человек, который стал героем сюжета, уехал из Красноярска, отправился в бега, когда его объявили в розыск. Насколько я знаю, сейчас он находится под стражей, и больше я ничего о нем не слышала, но факт того, что я выхожу из телекомпании и вижу черную тонированную машину, из которой смотрят за мной, куда я пошла, начинают за мной ехать — это было.

О защищенности журналистов в России

В своем окружении (даже не в телевизионном и даже не в журналистском) я не знаю ни одного человека, который в России чувствовал бы себя защищенным.

Я не чувствовала защищенность ни до этого случая с угрозами, ни во время доследственной проверки. Если совсем честно — я даже не удивилась, что это произошло.

Только когда я поняла, какое количество людей меня поддерживает в соцсетях, когда об этом рассказали коллеги в эфире, что люди смотрят, им важно, и они будут меня защищать, если придется — вот тогда мне стало немного спокойнее.

Надеюсь, что люди, которые что-то замышляли, видя вот этот резонанс, который пошел в начале доследственной проверки, свой пыл умерят.

Общение с правоохранительными органами

На самих сотрудников полиции я не могу обижаться, ничего другого в той системе, которая у нас есть, не ожидала. Сколько хожу по этим отделам полиции, комитетам, удивляюсь, как люди вообще в такой обстановке могут работать.

Если отношения государства к людям будет такое, то и люди будут соответственно работать. И здесь я понимаю, почему люди в красивых кабинетах мэрии свою работу любят, а следователи в развалившихся коморках — не всегда. Такая работа похожа на подвиг, вот именно на них, на людей персонально обижаться я не могу.

Как действовать в ситуации с угрозами

Журналисты смелее, часто сталкиваются не только с угрозами, но и физическими действиями – нападениями — это не редкость, к сожалению. Нужно быть к этому готовым, как бы это страшно ни было.

Ну, извините, мы тоже люди, к тому же и смертные. Как мы можем рисковать, если у нас в запасе нет девяти жизней и есть семья. Обязывать к этому человека – несправедливо, он должен сделать выбор сам.

Хоть я так и считаю, некая готовность к тому, что это может случиться, должна быть — и в этот момент нужно пользоваться тем информационным ресурсом, который у нас есть.

Не нужно уповать на помощь сотрудников специальных служб, хотя, конечно, туда следует обязательно обратиться и работать в правовом поле. Нужно писать заявление, содействовать следствию и говорить об этом. Как показывает практика последних лет, это работает, и что-то сдвигается с места только в тех темах, о которых говорят много.

Люди сейчас перестраиваются и стали активнее, они не воспринимают давление на журналистов как проблему самих журналистов. Очень многие понимают, что репортеры снимают материалы для того, чтобы люди знали о происходящем. И рискуют собой не ради хайпа, не ради славы, а для того, чтобы у людей была информация.

Я лезу в эти все пекарни не для того, чтобы мне было классно, я безумно боюсь насекомых, когда на меня кто-то кидается. Я боюсь грызунов, очень много чего боюсь, но я туда иду, потому что понимаю, что если не зайду, то эта продукция будет поставляться в детский сад, ее будут покупать мамы своим детям, будут есть пенсионеры, и никто это не прекратит, это мой способ сделать что-то полезное.

Мне бы не хотелось, чтобы за это была расплата в виде моей жизни или здоровья, или моей семьи. Это самое страшное для меня. Нужно звонить во все колокола, и мне кажется, кроме поддержки людей, ничего другого действенного нет.

Отдаленность от Москвы

Конечно, региональщикам в этом плане тяжело, когда ты от Москвы далеко, ты еще меньше можешь надеяться на то, что спасешься информационной оглаской.

Когда ты работаешь в условной «Медузе» или «Новой газете», у тебя чуть больше вокруг влиятельных, медийных личностей не в плане финансов, а в способности повести за собой других людей и рассказать о тебе. Наверное, тем, кто работает в Москве, им и тяжелее, и легче одновременно. Часто федеральные темы, которые оказываются в публичном пространстве, сложные и очень глубокие.

Региональная журналистика стала взвешенной по отношению к женщинам

У нас много девушек-журналистов, которые очень въедливы и принципиальны. Когда есть бизнес, который преследует свои интересы, и есть власть, защищающая свои интересы, все зависит от того, против чего направлено расследование. И в таком случае объекту этого расследования, по сути, наплевать, женщина ты или мужчина: если захочет тебя прищемить, закрыть тебе рот, будет делать это одинаково жестко.

Когда я приезжаю на съемки «Проверки», чаще всего мне навстречу вылетают мужчины, которые пытаются препятствовать моему появлению и физически меня откуда-то вытолкать — им по барабану, женщина это или мужчина, кидаются одинаково и на меня, и на моего оператора.

Женщины в региональной журналистике меняют правила игры

В региональной журналистике мало кто задумывается, с кем ты общаешься — с мужчиной или женщиной. В Красноярске так исторически сложилось, что в журналистике работает очень много девушек, и они своим количеством меняют правила игры.

Я сразу начала снимать серьезные вещи, включая расследования про коррупцию. Иногда даже могу воспользоваться тем, что я девушка — приглушить чувство опасности у своего собеседника, потому что от меня не ожидают какой-то серьезности и жестокости. Но потом человек понимает, что я его ловлю и могу вывести на какую-то деталь.

В Красноярске и власть, и бизнес понимают, что 7–8 телеканалов на миллионный город – это много, все телеканалы работают давно и долго. Соответственно мы немного воспитываем ту аудиторию, с которой работаем – это и зрители, и герои, эксперты. Поэтому именно когда ты работаешь в уже очень развитом поле — тут о дискриминации речи не идет.

Виктория Кудашева
Фото: из личного архива vk.com