Крепость отчаянья, возведенная на руинах золотой орды, город-призрак, трижды переносившийся с места на место. Котловина, пропитанная жаркой кровью бурлаков и горьким потом извозчиков, закрытая с трех сторон небольшими горами и погребенная под небесами. Саратов грабили, жгли и возводили вновь, чтобы со временем он превратился в мифическую столицу несуществующей империи пыли, раскинувшейся на 34 километра вдоль могучей реки.
Можно засмотреться на тёмные пороги и сойти с ума от близости солнца. Заблудиться в бесконечных лабиринтах дворов и оставить свою молодость на растерзание улицам. Время беспощадно. Дни имеют обыкновение тянуться ужасно долго, словно переполненный городской трамвай, несущийся по ржавым рельсам. Или таять в воздухе, как фабричный дым Жирового комбината.
Рано или поздно, перед каждым саратовцем встает вопрос побега, но бежать отсюда невозможно, ведь ты навсегда будешь носить в себе часть империи пыли. Она оседает в легких и вызывает неизбежные мутации, только вернувшись назад в среднюю полосу, ты будешь чувствовать себя хорошо. Родные и близкие вырвавшихся из плена не отапливаемых коммуналок и скверных работ как мантру повторяют своим любимым по телефонам и скайпам: "Живи там хорошо, не возвращайся никогда".
Знакомство с городом начинается в поезде, где из окна плацкарта ты можешь увидеть приближающиеся картины ментального разложения. Бесконечные ряды разграбленных кооперативных гаражей и серость заводских стен, деревянные лачуги и девятиэтажки. Кажется, что все города России - это один город зеро. Но в каждом есть что-то не похожее, например, свои фрики. Вову можно встретить в людных местах, куда он приходит брать верхние ноты ля в 3 октаве. Вокалисты Театра оперы и балета ему завидуют и тихо ненавидят, а скучающие горожане за символическую сумму получают желаемое послание, упоительным эхом разносящееся по переулкам города.
"Жить - разве это не значит питать несокрушимую веру в победу?". Так говорил железный Феликс Дзержинский, человек, который никогда не был в Саратове, но именно он первым встретит тебя на Привокзальной площади. Как напоминание о том, что совсем недавно город был закрыт. Мраморный чекист стоит спиной к вокзалу, ему плевать не приезжих, он стережет беглецов.
Первый раз город может обмануть тебя своей чарующей красотой. Он спутает карты, и вынудит принести свои мечты ему в жертву, но иллюзия развеется, как только ты заглянешь к нему в подол, и увидишь обветшалый зад купеческих фасадов.И ты рухнешь на колени, и будешь рыдать вместе с ним.
С вокзала через весь город до набережной ровными стрелами летят две улицы - Московская и Казачья. Чтобы увидеть наслоение эпох, достаточно свернуть с них в любую арку, в любой двор, на любую улицу, и затеряться среди одноэтажной России, до сих пор живущей на грани помешательства и яви. Один из домов на позабытой улице Челюскенцев обклеен таинственными письменами, в которых говориться обо всем, что случилось или случится с горожанами. Дождь размывает чернила на бумаге, выведенные чьей-то старательной рукой. Никто не верит в то, что пророчества могут сбыться. Там говорится, что однажды черная густая вода затопит город, и империя будет разрушена. Рухнут все башни, бездумно возводимые на священных склонах, и плач будет доноситься с обоих берегов.
В память о титанах, навсегда ушедших с нашей земли, оставлены величественные монументы. Их именами названы улицы. Они были недосягаемы тогда, когда лучезарное сияние их улыбок сохраняло уверенность в завтрашнем дне. Теперь нам осталась только вспышка от их надежд. Все в этом городе превращается в пыль. Осознание постоянства и неизбежности прошлого застывшего в Саратове раз и навсегда угнетает. Люди нуждаются в героях, но не в тех, кто будет гордо возвышаться над ними на бронзовых постаментах. А в тех, кто примирит их с настоящим и укрепит в нем, дабы они смогли без тени сомнений завоевать славное будущее. Им нужно заново открыть себя, переосмыслить заложенный в них потенциал. Этот недостаток здесь каждый восполняет по-своему. Большинство впустую растрачивает время на праздное блуждание по торговым центрам и шумный лоск речных дискотек. Да, корабли, носящие гордые имена реки, это - то место, где играет музыка, но вас вряд ли кто-то будет ждать на берегу. Придти сюда - означает признать свою капитуляцию перед миром денег и пыли. Лысеющие профессора, показывающие в танце свою истинную сущность, продавщицы обувных магазинов и юные проституты, всех манит холод воды и тепло разноцветных огней. Здесь жизнь и смерть ближе, чем на берегу. Никто не питает ложных надежд, что отплыв от берега империи, можно причалить куда-то еще. И пока ты не ступишь обратно на землю, тревожное ощущение в животе, в горле, в сердце не будет давать покоя. Вероятно, это плохо переваренная еда и густой от заводских выбросов воздух будут давать знать о себе в момент душевного потрясения. Сквозь опьянение ты совершенно четко поймешь, что музыка закончится, и нужно будет гасить свет.
Как и в большинстве российских городов, в Саратове больше нечего делать, кроме как покупать. Покупать возможность жизни, возможность передвижения, возможность развлечения. Это всегда только возможность, которая лишь обязывает к чему-то еще. Разорвать этот замкнутый круг сложно, атлантам удерживающим опору Крытого рынка тоже сложно, но кто-то должен его держать.
Торговые центры как ужасные слизни постепенно приближаются к центру города, чтобы уничтожить его. То там, то здесь, они появляются на месте заброшенных фабрик и частных домов. А дома в центре города воспламеняются так же часто, как сердца юных девушек, впервые открывших томик Бродского. В неравной схватке с деньгами и огнём проигрывают все. Горел ТЮЗ, филармония и старейший в городе Сенной рынок, где можно было найти любые продукты и вещи для жизни. Вкуснейший рахат лукум из Ирана и самые крепкие кровати из Беларуси стали частью истории.
Тени Кафки и Беккета бродят по улицам. В здании СИЗО с неприступными красными стенами, впитавшими страх и ненависть тысяч, какой-то шутник решил открыть гостиницу. В любом случае, из-за тумана, никто не может найти туда дорогу, лишь только мрачный силуэт стен виден издалека. Провинциальная зависть не дает местным торгашам покоя, поэтому они готовы на все, лишь бы открыть свое дело по соседству с конкурентами. Улица Киселёва облеплена похоронными агентствами и это одна из самых тихих улиц в городе. Улица Кутякова ломится от вывесок магазинов предлагающих двери. Ты можешь купить дверь и замок, но ключи здесь не продают. Всех ключников давно изгнали из города, вместе с часовщиками. Они знали слишком многое, помни это.
Бесконечные памятники Ленину можно обнаружить не только в центре, но и на грязных задворках города, на территориях пустующих и действующих заводов. Ходят слухи, что в этих местах расположены каналы, которые связывают людей верхнего города с гордым народом подземелья, ушедшего в катакомбы строить дивный новый мир в начале 90-х. Они научились синтезировать ЛСД и выращивать в подземных реках вкуснейшую рыбу. За годы, проведенные в темных сырых катакомбах, они эволюционировали. Их рост уменьшился, а почти все женщины погибли, не смогли врасти в новую среду. Говорят, что по взаимовыгодному соглашению с правительством они получают взамен на ЛСД крепких женщин и айфоны. Именно поэтому в Саратове никогда не появится метро. Уничтожить подземный народ, значит лишить себя кайфа.
Саратовский писатель Константин Федин, воспел парк Липки, как место потрясающей дискриминации, которая в царское время была в тренде: "Весь город ходил сюда гулять, все сословия, все возрасты. Только у каждого возраста и каждого сословия было свое время для посещения бульвара и свое место, приличное для одних и недопустимое для других". Сейчас мало что изменилось, разве что появилась видимость того, что каждый может позволить себе любую вольность. Уверенность в этом пропадает, когда ты видишь недовольные лица мусоров.
В самом центре города, напротив здания консерватории с поющими химерами, расположена церковь с прекрасным благодушным названием "Утоли мои печали". Существуй такая возможность в реальности, приход пополнился бы тысячами молодых людей загнанных в угол мечтой о дорогих курортах. При советской власти здание переоборудовали под планетарий, наверное, тогда действительно небеса были ближе, чем сейчас. Юные пионеры и простые саратовцы смотрели наверх, где перед ними сияли вспышки погасших звезд. И они в едином порыве неслись в светлое будущее, без голода и войн.
В здании рядом с церковью соседствует первое, открытое в 90-х и сохранившееся до сих пор кафе-мороженое Baskin Robbins. Может быть, его открыли здесь потому, что сам храм похож на множество вафельных рожков с мороженым. Это одни из тех мест, в которых каждый побывал хотя бы раз, но второй раз никто не пойдет. Что происходит там столько лет, непонятно. Может, там освящают мороженое для закрытых церковных литургий с песнями Pussy Riot и переодеванием в инопланетян.
В Саратове умеют культурно отдыхать, и, если потребуется, могут до смерти отстаивать свое эстетические идеалы. Из-за песни певицы Славы "Одиночество сука", с угнетающим постоянством звучавшей в одной из квартир на протяжении 2 дней, мужчина убил соседа и только потом сделал музыку потише. Но насилие свершается не на улицах и не в однокомнатных квартирах. Насилие начинается в 8 утра повсеместно, в кабинетах, бесконечных больничных коридорах, школьных классах. Глупо пугать вас зеками и алкашами, каждый из нас вырос во дворе, где из открытого настежь окна голосил Ванька Кучин, а палисадник зарастал бутылками из-под Анапы. Насилие есть в консерватории, где учителя избивают учеников смычками и требуют от них заучивать наизусть Вивальди. Но если хотите увидеть подлинное горе, невероятный подвиг, смерть рабочего класса, тогда садитесь на автобус 18д, развозящий по домам после фабричной смены уставших пролетариев, ненавидящих свой удел и не знающих ничего другого. Всё это проходит под знаком банкротства области, и личного банкротства многих из нас. Пока в тайных убежищах химические бомбы ждут своего часа и политики, поедают в подпольных ресторанах живых младенцев, город превращается в пыль.