Ни один спектакль Саратовского ТЮЗа не смог бы состояться без участия Виктора Марковича Стороженко. Зрители бы просто-напросто ничего не смогли разглядеть на сцене. Но так получилось, что сам он большую часть времени скрыт от любопытных глаз. Как начальник осветительного цеха Виктор Маркович обозревает всё происходящее на сцене и в зале с высоты своей «будки», управляет оттуда слаженной работой целой команды молодых ребят, которых сам же и обучил всем премудростям мастерства. Это вовсе не из-за природного стеснения, молодой Виктор Стороженко готовился к тому, чтобы постоянно быть на публике, он окончил Саратовское театральное училище им. И.А. Слонова и пришёл в театр в качестве артиста. А теперь вот уже почти два десятилетия как работает в Саратовском ТЮЗе художником по свету. Виктор Стороженко рассказал нам о сцене, секретах ремесла и современном зрителе.
Театр был одной большой семьей, когда в 1973 году я пришел сюда артистом. Делать приходилось буквально всё. Не хватало ребят, в осветительном цехе работало всего три человека. Юрий Петрович Ошеров попросил меня помочь. Я работал и осветителем за 50 копеек в час, и монтировщиком. Когда мы выпускали «Капитанскую дочку» (спектакль Ю.П. Киселёва – прим. ред.) даже приходилось помогать делать бутафорские ружья.
Мы делали спектакли, которые гремели на всю страну, хотя техническое оснащение, когда я пришёл в театр, было просто ужасное.
Раньше стоял огромнейший пульт, груда железа. Каждая световая картина набиралась вручную, прямо во время спектакля. Пока идёт сцена, я набираю следующую и потом рычагом перевожу картинку. Такие огромные маховики стояли и тросики. Была только на бумаге запись, какой канал куда включить. Иногда даже по 2-3 человека сидели, чтобы успевать.
В ложах висело колесо, на нём шесть дырок. Мы вставляли в них световые фильтры и крутили вручную. Получался серпантин такой, переливание света. Единственный был эффект. Или чтобы сделать «мигание» света, сидели перед прожектором и рукой — вжик-вжик, вверх-вниз.
За время, что я работаю, прогресс уже очень далеко продвинулся. На современном пульте я могу записать программу и только нажимать на кнопочки. Он всё запоминает, потому что есть компьютерное обеспечение, которое уже руководит всеми этими делами.
С новым оборудованием стало интереснее. Если раньше мы в старом ТЮЗе направляли софиты с помощью трехметрового шеста, вручную каждый прожектор. То сейчас я кнопочку нажал — у меня все прожекторы выставились так, как они должны работать в спектакле. В одной картинке в одно место светят, я записываю следующую картинку — и они переходят.
Я бы сам из актёрства не ушел. Потому что потенциал, который у меня есть, я полностью его не раскрыл.
Театру всегда нужны «штаны», так мне сказали, когда сватали на эту должность. Что-нибудь всегда надо будет сыграть. И вот я работаю уже где-то с 2000 года художником по свету. Единственная новая роль, что я сыграл — это в спектакле Андреаса Мерца «Святая Иоанна» по Брехту.
Я помню спектакль «Мальчики» (спектакль Ю.П. Киселёва – прим. ред.), пьеса Виктора Розова по «Братьям Карамазовым». Последняя сцена, когда хоронят Илюшу Снегирёва. Кончается спектакль, но зал не аплодирует. Тишина. Был какой-то шок, катарсис, очищение человеческих душ.
Не то что кризис, но застой в театре есть. Из-за этого «Анну Каренину» играют где-нибудь на вокзале… Всё переводят в современный мир, чтобы молодежь поняла. Вместо того чтобы поднимать зрителя к Шекспиру, к его внутреннему миру, мы упрощаем.
Я не могу поверить, когда говорят, что современная молодежь Шекспира не понимает. Как можно не понимать Шекспира, читая его тексты?
Зрителю не обязательно знать, что такое рампа, что такое софит, что такое голова, что такое водящие. Самое главное — это, как он воспринимает спектакль. Я против того, чтобы показывать зрителям закулисье. Если театр — храм искусств, то в алтарь никого пускать не надо.
В материале использованы фото Андрея Лапшина, Анастасии Колесниковой, архивные фотографии саратовского ТЮЗа
Подпишитесь на нас: