«Художник всегда один» - интервью с Владимиром Абихом

Ежегодно Премия Сергея Курехина отмечает достижения в области современного искусства.  В этом году в лонг-лист премии вошли сразу несколько работ художника Владимира Абиха. За его плечами уже есть громкий проект «Уличная грязь» и гран-при престижного международного фестиваля Portrait Now. Мы поговорили с автором о проектах из лонг-листа, о границах и гранях уличного искусства, а также узнали, в чем Екатеринбург обогнал Москву и Питер.

- Вы себя считаете уличным художником?

- Я, скорее, считаю себя просто художником, в широком плане, потому что работаю в очень разных медиа. Для меня форма определяется идеей, замыслом. Что-то лучше сделать на улице, что-то в галерее, что-то снять на видео, а чему-то придать форму инсталляции. При этом в работе на улице есть ряд своих уникальных особенностей, и  для меня она остается очень важным пространством, в котором я продолжаю высказываться.

- Вы родом из Екатеринбурга, но сейчас живете в Питере, правильно?

- Да.

- А как давно?

- Полтора года.

- Над проектом «Нет никаких железных правил» (прим.  Вошел в лонг-лист Премии Курехина в номинации «Искусство в общественном пространстве») вы работали в составе арт-группы «Злые» из Екатеринбурга. Вы по-прежнему состоите в группе?

- Нет. Я как раз ушел в начале этого года из группы. Хотя там пять лет активно работал, и очень много отдал  этому коллективу. Сейчас мне интересно работать под своим именем.

- В чем особенность работы в группе?

- С одной стороны, это интересный опыт взаимодействия, использования разных способностей разных участников при создании работ, но с другой стороны… Мне кажется, художник всегда один в любом случае. Ведь коллектив часто является способом быть эффективней. Попыткой сделать больше. А это количественный показатель. Я думаю, что художник может предъявить миру только самого себя и свою искренность, в которой зритель узнает себя. Искреннее высказывание, в свою очередь, всегда очень личное, в коллективе оно размывается, потому что нужно поддерживать определенный имидж, также нужно учитывать мнения всех участников, что ведет за собой определенные компромиссы. Лично у меня, скорее, более удачный опыт коллабораций, заранее обговоренных проектов, нежели коллективности. Более того, в коллективе ты все равно не застрахован от каких-то дрязг, ссор, и рано или поздно встает вопрос о преемственности результатов общего труда.

1 / 3

«Нет никаких железных правил»

Идея - Владимир Абих, Станислав Рикшкововец. Реализация - Егор Грех, Александр “Melion” Гущин, Владимир Абих, Станислав Рикшкововец,

Проект представляет собой лабиринт, стены которого сделаны из привычного городскому жителю забора. Выбраться из этого лабиринта тупиков и ограничений можно лишь нестандартным, парадоксальным способом, который продемонстрирован в конце пути.

- Это действительно звучит как парадокс: «музей уличного искусства». Но если такой парадокс где-то и должен был случиться, то именно в Петербурге, как в очень «музейном» городе, где даже стрит-арт стал музефицированным. Что касается галерей, понимаете, любое какое-то свежее, «модное» течение система арт-рынка пытается поглотить. Стрит-арт в том числе. Его активная коммерциализация, наверное, началась с  Бэнкси, который стал очень популярным и коммерчески успешным. Арт-дилеры, различные галереи начали все больше обращать внимание на уличных художников как на что-то новое и интересное.

При этом сами художники зачастую пытаются противопоставлять себя рынку и делать специально то, что не может продаться. Например, Марсель Дюшан и его реди-мейды демонстрировали наглядное пренебрежение арт-рынку. Перформансы образовывались, в том числе и как оппозиция рыночной системе. Но противостоять бесполезно, рано или поздно рынок поглощает любые попытки сопротивления. И казалось бы, то, что было невозможно продать, начинает стоить больших денег: и документации перформансов, и даже уличные работы Бэнкси, которые извлекают вместе со стеной, на которой они нарисованы.

Да и чего лукавить, сомневаюсь, что художник расстраивается, когда его работы начинают продаваться за большие деньги.

- То есть процесс миграции с улицы в галереи и на фестивали вполне естественен?

- Есть разные позиции. Есть жесткая позиция, что улица для уличных художников и точка. И если ты ушел в галерею, то ты уже не уличный художник. В стрит-арт тусовке об этом любят поговорить, многие возмущаются тем, что заметные уличные художники, расписывающие огромные фасады, на самом деле, не такие уж и уличные. Путешествуют с фестиваля на фестиваль, рисуют исключительно легально и занимаются, по сути, облагораживанием районов, повышая их стоимость и туристическую привлекательность. При этом на самой улице вне фестивалей их работы не встретить. Пример очень уличного художника - Blu. В знак протеста против музеефикации и, соответственно, коммерциализации своих уличных работ, он начал их сам же закрашивать. Это сильный жест, на мой взгляд.

- А как зарабатывают на жизнь такие тру-уличные художники?

- Так же, как и все остальные художники. Зачастую живут заказами, росписями. Если художник может работать с масштабом, то его привлекают рисовать рекламу на фасадах зданий, часто уличные художники занимаются оформлением баров, клубов, ресторанов и т.д. Кто-то параллельно рисует графику,  холсты, иллюстрации, сотрудничает с брендами одежды и таким образом свой труд монетизирует. Кто-то ездит на фестивали и получает гранты. На зарубежных фестивалях художнику, как правило, дают гонорары. Звезды стрит-арта постоянно путешествуют по миру, делая масштабные росписи, и параллельно продают свои холсты в галереях.

Для меня гораздо интереснее разобраться не в том, на что художнику жить, а с каких пор в сознании общества укоренилось мнение, что художник должен быть голодным, а искусство бесплатным. Если мы зайдем в Эрмитаж – все это сделано на заказ, если мы посмотрим работы Микеланджело, Сикстинскую капеллу – все это тоже заказы, за которые очень хорошо платили.  В какой-то момент времени, не знаю, в какой точно, подозреваю, что в 20 веке, какой-то слом произошел. Вероятно, на волне антиглобализма и борьбы с рынком коммерциализация стала приравниваться к пошлости и фальшивости.

Я, конечно, сомневаюсь, что интенция заработать побольше денег родит шедевры. Все-таки искусство, скорее, о «прекрасном, возвышенном и так далее», нежели о денежных знаках, облигациях и материальных благах. Но ничего плохого не вижу, если достойные работы продаются за достойные деньги.

- Можем резюмировать, что настоящее уличное искусство должно быть уличным и нелегальным?

- Наверно, в первую очередь оно должно быть на улице – отсюда и название. Хотя интересно: стрит-арт мы, как правило, видим не на улице, а в интернете. Мы все больше и больше погружаемся в виртуальное поле. Работа может существовать на улице несколько часов, но при этом разойтись сотней тысяч просмотров в интернете. Вопрос, где живет стрит-арт, - на улице или в интернете? Есть случаи, когда стрит-арт был сделан в фотошопе, но активно распространялся по сети, и все думали, что это сделано на улице. Что это тогда стрит-арт или нет? Скорее, некое цифровое искусство, работающее с проблематикой стрит-арта.

В стрит-арте также важен момент нелегальности. Художник, делающий нелегальную работу, показывает тем самым важность своего высказывания и заявляет своё право вторгаться в уличное пространство. Ведь мы не станем идти на риск за то, что нам безразлично. Это создает атмосферу чего-то настоящего, честного и дерзкого вокруг уличного искусства. Когда появляется заказчик, легальность, эта атмосфера несколько развеивается и стрит-арт становится паблик-артом.

- А ваш путь в сферу современного искусства как сложился? Через улицу?

- У меня как-то все наслаивалось. Я начал увлекаться граффити лет в 13-14, сперва рисовал на уроках в тетрадках, затем на самой школе. Тогда я еще даже не знал, что на стенах нужно писать своё имя. Просто рисовал случайные слова на английском или даже выдумывал их. Это увлечение продлилось недолго. В какой-то момент я задался вопросом: зачем рисовать буквы, когда можно рисовать всё что угодно? И вообще начал заниматься фотографией. Позже появился Бэнкси, и в обиходе появилось модное слово стрит-арт. Я, как и многие, быстро заразился им, и начал вновь что-то делать на улице, но уже без шрифтов. Затем я переключился на видео и кино. Затем стал изучать современное искусство и совмещать все, чем занимался ранее. В общем, толстый слоеный пирог получился, в котором стрит-арт занимает достаточно большое место.

- Правильно я понимаю, что Екатеринбург – это один из центров стрит-арта в России?

- Многие так и называют Екатеринбург – столица российского стрит-арта - и я с этим мнением солидарен. В Екатеринбурге очень высокая плотность стрит-арта, очень много известных уличных художников именно из Екатеринбурга  – Тимофей Радя, Слава ПТРК и другие ребята.

https://www.youtube.com/watch?v=yH6sP3V_3Mw&feature=youtu.be

- Почему именно Екатеринбург стал первым, а не Москва или Питер?

- Екатеринбург в принципе достаточно продвинутый город. Я думаю, третий город в России. Он стоит на пересечении Европы и Азии, является точкой притяжения для всего Уральского округа. В Екатеринбурге достаточно сильный филиал ГЦСИ.  Плюс в свое время фестивали «Стенография» и «Длинные истории» создали среди жителей города какую-то толерантность к стрит-арту. Работы, сделанные в центре города нелегально, могут прожить достаточно долго. Потому что люди, в том числе муниципалитет, наверное, не знают, легальны они или нет. Для Москвы и Петербурга это невозможное явление – всё закрашивается довольно быстро. В Питере рисуют либо во дворах, либо на окраинах. Стрит-арт, если и есть, то он скрыт. Видимо, власти поддерживают статус туристического города, который должен быть чистым, да и сами художники не рисуют на памятниках архитектуры.  В Москве стрит-арта не мало, но он перекочевал в фестивальный формат. Стал неким развлекательным придатком на больших мероприятиях: условно есть зона брейкданса, есть зона кофе и зона стрит-арта.

- Как вы стали художником спектакля «Неприкасаемые»? (прим. Проект вошел в лонг-лист Премии Курехина в номинации Гран-при «Поп-механика», режиссер Михаил Патласов.)

- Три или четыре года назад мы с художником Славой ПТРК начали проект под названием «Уличная грязь». Мы делали портреты бездомных грязью, причем грязь наносилась самим городом. Холсты были подготовлены таким образом, что часть холста была глянцевая, часть – матовая, и поэтому где-то грязь прилипала, а где-то нет.  В результате брызг из-под колес машин, топтания ног прохожих проявлялось изображение. Этим проектом занимались активно, наверное, года полтора, на различные фестивали с ним съездили, получали награды, выиграли Гран-при очень большого конкурса Portrait Now. Там было, по-моему, 4500 тысячи участников, и мы первое место заняли с этим проектом. Режиссер Михаил Патласов как раз работал в Петербурге над «Неприкасаемыми», узнал про наш проект и пригласил поработать над художественным оформлением премьеры спектакля.

1 / 5

«Уличная грязь»

Художники - Владимир Абих, Слава ПТРК

- Премьера была в церкви Анненкирхе, и сама полуразрушенная церковь создавала мощную атмосферу. Я дополнил это видеопроекциями улицы. Пространство было завешено огромными полотнами белой ткани, на них проецировалась улица, а в кульминации полотна упали, и зрители увидели разруху церкви.

1 / 3

Документальный спектакль о бездомных в Петербурге «Неприкасаемые»

Режиссер – Михаил Патласов, художник – Владимир Абих, композитор – Олег Каравайчук

- На фасадах домов я часто наблюдаю огромное количество кондиционеров, которые, несмотря на то, что уродуют облик здания, стали привычными архитектурными  элементами. Я прекрасно понимаю, что они выполняют важную функцию, их нельзя просто взять и срезать. «Победа» над ними невозможна, также как и невозможно выиграть в тетрис. Рано или поздно увеличивается скорость, появляются не вписывающиеся фигуры, и всё заполняется кондиционерами. Но, тем не менее, я решил обратить внимание на эту проблему в такой игровой форме. Поэтому отчасти это социальный проект.

- В какой плоскости искусства лежат ваши интересы сейчас?

- Я бы не сказал, что они лежат в плоскости, они лежат поперек плоскостей современного искусства, стрит-арта и видео. В последнее время мне интересен оживший стрит-арт, с которым зритель может взаимодействовать, самостоятельно управлять обликом здания. Пускай и временно. Ведь временность свойственна уличным работам - их могут закрасить в любой момент. Получаются проекции, такие как  «Уличный тетрис» или «Главное не повторяться». Это такие междисциплинарные работы, где соединены стрит-арт, видеоигра, интервенция и даже инвайронмент – все вместе. Планирую работать в этом направлении и еще до наступления белых ночей реализовать несколько новых работ.

https://vimeo.com/200034228

- А идеи какие сейчас вами владеют?

- Я много думаю над связью реального и виртуального. Мы все больше погружаемся из осязаемого пространства в цифровое. Мы часто берем телефон и не знаем, зачем мы его взяли, по инерции кликаем на вкладку Фейсбук или Инстаграм. Всё это становится совершенно бессознательным. Встает вопрос, как виртуальное поле влияет на реальное и что вообще для нас реальность? На слэнге это называется постинтернет. Вполне вероятно, что с ростом технического прогресса, пропадет огромное количество рабочих мест, человек будет освобожден от трудовой повинности, а жить будет на безусловный доход. Уже сейчас подобие такого дохода вводят в Финляндии и Канаде. При этом высвобождается колоссальное количество времени, но пропадает самоидентификация, которая у многих связана с работой. Подозреваю, что в такой ситуации огромное распространение получат глобальные видеоигры, через которые люди будут самореализовываться.

- Последний вопрос – о Петербурге. Есть у вас любимый объект стрит-арта, который существует или существовал здесь?

- Петербург славится не стрит-артом, а своей архитектурой, музеями и историей. Из уличных акций вспоминается, конечно, известная работа «Войны» на Литейном мосту. А также работа 1976-го года, когда на Петропавловской крепости написали: «Вы распинаете свободу, но душа человека не знает оков». Это очень мощное высказывание для советских реалий, за которое художникам дали срок. Но больше всего  меня шокировала не сама надпись, а история, когда её нужно было срочно чем-то прикрыть, и работники ЧК закрыли слова крышками гробов из располагавшейся в крепости гробовой мастерской. Это, по-моему, какой-то сюр, совершенно безумная история - закрывать надпись о свободе гробами. Наверное, вот это мне особенно запомнилось.

Беседовала Яна Зинова