Мы не однократно писали, что родиться в Новосибирске - это тяжкое преступление, сродни геноциду или массовым убийствам. С этим можно смириться, это можно принять за вердикт пожизненного заключения, но этим всегда нужно гордиться.
Житель Новосибирска точно так же, как и рожденный в тюрьме или подвалах НКВД, страдает катарактой: он видит лишь ничтожный кусок фальшивой перверсии, противоестественный фрагмент российской философии и бесплодный нерест в океане сугробов, который больше похож на оргазменные припадки, чем на изобилие духовного аспекта среди шума течения городов.Порой, чтобы разглядеть хоть какую-то жизнь в Новосибирске, нужно прищуриться, искать скрытое созидающие эхо в микроскопе или впустить в вольер третьесортную личность, чтобы зараженный сибирский менталитет скандально выжал инородный вирус, как брутальный мужик слезу.
Можете назвать хотя бы одно имя, чьи идеи об кардинальных изменениях Новосибирска сегодня востребованы? И мы не можем, но в Новосибирске все же живет любитель выражать презрение к общественной морали не только вальяжным поведением, но и скандальными решениями отшлепать шпателем новосибирскую гордость, как последнюю суку.
В Новосибирске подобный творческий радикализм не актуален, у нас здесь иные традиции, и никто не имеет права идти против порочного прошлого, гипертрофированного культурного наследия, никто не может переставить шконки и табуретки в нашей клетке! Поэтому все любители глумиться над полуживой, полусгнившей, старой, обвисшей плотью естества архитектуры вынуждены работать на более высокой культурной ступени, например, в Петушках.Культурное опрокидывание моральных устоев, попытка проверить город на прочность, сломать новосибирское упрямство и похоронить его на кладбище мертвой зимы - это гораздо тоньше того, что раньше позволяли себе все вольные и невольные посетители постной Сибирской столицы.
Сколько бы мы не пытались отвлечь сибиряков от запойных мыслей о восстановлении крепостничества, ненависти к потягиванию мужских гениталий и встряхиванию однополого пепла на ультраконсервативные головы сибиряков, мы остались лишь жалкой полуночной тенью метафизики новосибирской скорби и истерии - Владимира Кехмана.
Никому не удалось так блестяще доказать, что общество — стадо глупых овец, горбатых батраков под диктатом стерилизованных активистов "Искалеченный Новосибирск", которые обратились в Следственный комитет с просьбой проверить законность ремонта Новосибирского оперного театра.
Активисты лепят черную желчь словно котлеты, она источает неповторимый приторный аромат и ее жадно пожирают голодные на скандалы жители Новосибирска. Но порой, еще не успев в должной мере насладиться забродившей истерией, мы поневоле начинаем сталкиваться с хлесткой самоиронией, ведь почти никто не видел новый ремонт театра, зато уже успели подготовить для Кехмана гроб с гвоздями. Разве это не банально? К несчастью, мы только преуспели в огульных обвинениях, солидарности к публичным казням и видим во всем Новом - чужеродный вирус, прыщ, который нужно поскорей выдавить и зализать целебной слюной самобытности.Оставим вопросы нового архитектурного стиля театра, Новосибирск во всех вопросах защищает себя щитом "Охраны объектов культурного наследия", латами "Охраны тонкого душевного мира", отпугивает прогрессивное тактикой дубоголового самоутверждения и никогда не променяет сырой подвал с видом на бессодержательный вакуум перманентного города на окна пентхауса.